"Илья Кормильцев. Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa" - читать интересную книгу автора

отрезаю от себя части..." - показался символичным, "Наутилус" стал
"Помпилиусом".
Так само собой и получилось, что за каких-то несколько дней "Нау" из
полуобреченной некогда студенческой команды превратился в рок-группу, к тому
же с оригинальным полулатинским названием и очевидной потенцией стать лучшей
командой города. Тяжеловесные "Трек" с "Урфин Джюсом" с трудом доживали
последние свои деньки, именно на "Наутилус" ложился груз ответственности за
будущее свердловского рока; это понимали все, понимали ветераны, коим такое
положение не слишком-то нравилось, понимали и Дима со Славой, от того и
нервничали.
Начиналась полоса долгих, нервных метаний, продолжавшаяся почти год.
Для начала нужно было определиться со стихами. Вообще-то, тексты Слава сам
писал, но сам же отдавал себе отчет в том, что с текстами у него не очень-то
получалось. Как ни крути, в "Невидимке" рядом с блистательной "Гуд бай,
Америка!" ("Последнее письмо", слова Д. Умецкого) помещалась история о том,
как "...леопард гоняет стадо, а те в изнеможении орут...", разгадать
таинственный смысл которой мало кому удавалось даже после подробных славиных
комментариев. Когда-то пробовал он поработать с Димой Азиным, приятелем
Пантыкина, поэтом - не получилось. А мысль о том, чтобы пригласить в группу
Илью Кормильцева, возникала в разговорах давно, еще в восемьдесят третьем.
Но Слава все не решался, по тем временам Кормильцев был величиной изрядной и
фигурой более чем противоречивой.
Дело заключалось даже не в том, что Кормильцев был "штатным" поэтом
"Урфин Джюса", в каковой роли автоматически попадал в категорию "махров", а
в чрезвычайной оригинальности самой персоны Ильи Валерьевича, которая
одновременно людей к нему притягивала и их же от него отпугивала. Химик по
образованию, полиглот по призванию, знаток совершенно невероятного по
нормальным понятиям количества языков - штук около пятнадцати - и обладатель
самых странных познаний из самых странных областей человеческого опыта, поэт
и, в некотором роде, философ, Илья Кормильцев отличался странностью внешнего
вида, невоздержанностью поведения (в обществе, разумеется), и... чем он
только ни отличался... Хотя Славе был он, естественно, интересен главным
образом в контексте поэтических своих способностей, но именно в этой области
репутация Кормильцева была в тот момент на грани самоуничтожения.
Илья писал стихи для "Урфин Джюса", и мало где его ругали с таким
усердием, как в "Урфин Джюсе". Почему - вопрос другой, однако стараниями
джюсовцев среди свердловских рокеров к 85 году утвердилось мнение, что
Кормильцев - поэт "нулевой", работать с ним - только время терять. И тут ко
всеобщему изумлению возник Слава. Помните, как по дороге на рок-семинар
старый друг и автор многих обложек и "УД", и "Нау" Саша Коротич от
сотрудничества с Кормильцевым "стал Славу отговаривать"?.. Его и после
отговаривали многие и весьма усердно; но отговаривать Бутусова, который
что-то решил, дело безнадежное. И слава Богу, иначе не довелось бы нам
услышать ни про Делона, ни про "скованных", ни про "хочу быть с тобой".
Впрочем, прецедент сотворчества с Кормильцевым уже был, когда во время
телевизионных съемок давней новогодней программы Кормильцев наскоро
изобразил на славину музыку нечто постсоветское: "Я мерз, но грел собою
снег, а значит, жил. И так в сражении холода с теплом я победил!" Второй
совместной работой стала "Кто я?" из "Невидимки", третьей - песня про
девочку и фотографию известного французского киноактера... Тут вышел казус,