"Волки сильнее собак" - читать интересную книгу автора (Смит Мартин Круз)

8

Пассажиры шестичасового вечернего поезда, идущего от Чернобыльской атомной электростанции, в обязательном порядке проходили радиационный контроль. Поставив руки и ноги на металлические пластины, каждый из них ожидал зеленого сигнала лампочки, разрешающего пройти на платформу. Экспресс проходил через белорусскую территорию без остановки даже на пограничных пунктах. Приятная поездка мимо сосновых лесов летним вечером.

Мужчины и женщины ехали в разных концах вагона. Мужчины играли в карты, пили чай из термосов или дремали, а женщины разговаривали или вязали – все нарядные, ни одной седой (слава Богу, есть хна).

Постепенно атмосфера в вагоне сделалась унылой. Усталые, остекленевшие глаза уставились в окна. В мыслях люди были уже дома, думали о предстоящем ужине, детях, личной жизни.

Аркадий тоже клевал носом. Мысли путались.

Он уважал Еву Казку за то, что она оказывала медицинскую помощь, пусть даже минимальную, людям в деревнях, в которые другие боялись совать нос. Но она же и заставила Аркадия стоять перед старухами, как преступника перед судом. Ева умела заставить человека реже дышать или спровоцировать на крик. С такой личностью, как Ева, необходимо было держать себя в руках, и бабки чуть ли не кудахтали, наслаждаясь зрелищем. Ева назвала их выжившими. Кем Же он был в их глазах – бесстрашным следователем, который отправился в поисках истины на край света, или всего лишь растерявшимся путником у обочины? Скорее всего человеком, оказавшимся в тупике. За окном мелькнул семафор, и Аркадий представил падающего из окна Пашу Иванова. Такова жизнь – одни разбиваются о землю, а другие должны прибирать за ними.

И много ли дала ему поездка с Алексом? Конечно, нет. С другой стороны, Аркадий воочию увидел за белыми стволами берез не менее трех волков с блестящими, как медные тазы, глазами, – они решали, кого выбрать – лосей, Аркадия или Алекса, и разницы для них особой не было. Он вспомнил, как от ужаса встали дыбом волосы. Слово «хищник» значит для человека намного больше, если он побывал в роли потенциальной добычи. Аркадий посмеялся над собой, представив, что удирает на мотоцикле, а за ним гонится стая волков.

Славутич построили для эвакуированных из Припяти. Это был город-преемник, с просторными площадями и белыми общественными зданиями, которые напоминали увеличенные детали детского конструктора – арки, кубики, колонны. Это был город с современными удобствами. Вокруг чаши футбольного поля располагались кафе. Дворец культуры предлагал заняться фэн-шуем и оригами. Более того, жилые дома отличал национальный стиль – причудливая литовская отделка или изящная узорчатая узбекская кладка.

Олександр Катамай жил на пятом этаже «узбекского» здания. Молодая женщина в спортивном костюме и с распущенными белокурыми волосами пригласила Аркадия войти и оставила его в гостиной одного. Здесь стоял стол таксидермиста с лампами и закрепленной на штативе лупой, под ней лежала шкура барсука, скатанная в рулон. Чуть подальше отмокала в ведре с обезжиривателем другая барсучья шкура. На полках было множество пластиковых мешочков с клеем и папье-маше, а также целый зверинец из чучел животных: рысь с оскаленными клыками, оглядывающаяся сова, крадущаяся лиса. В застекленном шкафчике с советским флагом обосновалась пара охотничьих ружей – малокалиберные, однозарядные, с автоматическим затвором, отполированные так любовно, словно скрипичная акколада. На стенах висело штук двадцать застекленных фотографий людей в касках, изучающих чертежи, устанавливающих сваи или управляющих рычагами подъемного крана, причем в центре каждого снимка был энергичный высокий Олександр Катамай. Рассматривая фотографию рабочих на фоне электростанции, Аркадий понял, что впервые видит еще целый и невредимый четвертый реактор – массивное белое сооружение соседствовало со своим близнецом, третьим реактором. Люди на снимке были так спокойны и уверенны, словно стояли на палубе мощного корабля.

– Следователь? Я иду, – послышался грудной голос.

В ожидании хозяина Аркадий заметил застекленную плакетку, демонстрирующую гражданские награды, в том числе медали «Ветеран труда», «Победитель социалистического соревнования» и «Заслуженный строитель СССР», вместе с рядами колодок военных наград. Аркадий внимательно рассматривал их, когда в комнату в инвалидном кресле вкатился Олександр Катамай. Хотя пенсионеру было под восемьдесят, у него все еще сохранялись грудь и плечи чернорабочего, широкое, заостренное лицо и грива седых волос. Он так стиснул руку Аркадия, что тот еле удержался, чтобы не охнуть.

– Из Москвы?

– Верно.

– Ренко – хорошая украинская фамилия. – Катамай наклонился поближе, словно всматриваясь в душу Аркадия, а затем резко повернулся и крикнул: – Оксана! – Он снова пристально поглядел на Аркадия и чучела. – Любовались моим хобби? Видели колодки? – Катамай подкатил кресло к плакетке с медалями и указал на одну из них с арабской вязью: «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа». – Благодарность… она оплачена жизнью моего сына. Оксана!

Женщина, открывшая дверь Аркадию, принесла поднос с водкой и солеными огурцами, поставила его на кофейный столик. Выглядела она довольно небрежно, но волосы были восхитительны. Она села на пол возле кресла Катамая, пока тот придвигал поближе пепельницу. Аркадий устроился на оттоманке. Ему казалось, что он присутствует на сцене как актер и зритель одновременно. А еще он почувствовал себя барсуком – и в ведре, и под лупой. Прекрасные волосы Оксаны при ближайшем рассмотрении оказались париком. Но и это еще было не все.

– Какое нравится больше? – показав на чучела, спросил Катамай Аркадия.

– О, они все как живые. – Аркадий тактично умолчал, что лучшим здесь было, конечно же, чучело оскалившейся рыси.

– Главное – тщательность.

– Тщательность?

– Надо удалить мясо, а затем зачистить изнутри кожу. Время, температура, клей – все это тоже важно.

– Я хотел спросить вас о внуке Кареле.

– Карел – хороший парень. Оксана, я прав?

Оксана промолчала.

Катамай наполовину заполнил стаканы водкой и протянул один из них Аркадию.

– За Карела, – произнес Катамай. – Где бы он ни был. – Старик запрокинул голову и не спеша влил водку внутрь, следя краешком глаза за Аркадием с Оксаной, чтобы они выпили тоже. Пусть он и в инвалидном кресле, но ситуацию контролирует. Аркадию хотелось понять, каково это – быть начальником строительства такого огромного предприятия и вдруг оказаться ограниченным столь малым полем деятельности. Катамай вновь наполнил стаканы. – Ренко, вы приехали на Украину. Западные украинцы посылают Россию к черту. Притворяются, что не понимают и не могут говорить по-русски. И считают себя поляками. А мы народ Восточной Украины. – Катамай поднял стакан. – За…

– Мне хотелось бы сначала задать вам несколько вопросов, – сказал Аркадий.

– За гребаных русских! – провозгласил Катамай и опустошил стакан.

Аркадий раскрыл свою папку и протянул ему фотографию молодого человека с дерзким взглядом и резковатыми чертами лица – приплюснутый нос, тонкий рот.

– Это мой брат, – сказала Оксана.

– Карел Олександрович Катамай, двадцать шесть лет, родился в Припяти, Украинская ССР. – Аркадий пропустил несколько пунктов и перешел к самым важным: – Два года службы в армии, снайперская подготовка. Стрелок?

– Может застрелить зверя и не испортить шкуру, – подтвердил Катамай.

– Дважды понижался в должности за избиение новобранцев.

– Дедовщина. Такова армейская традиция.

Да уж, подумал Аркадий, над некоторыми ребятами издевались так изощренно, что они вешались. Карел, должно быть, был тем еще мучителем.

– Дисциплинарное взыскание за воровство.

– Подозрение в воровстве. Если бы смогли что-то доказать, то посадили бы на губу. Характер немного буйный, но парень хороший. Его не взяли бы в здешнюю милицию с плохой характеристикой.

– В милиции Карел часто опаздывал на службу или отсутствовал на посту.

– Иногда он охотился для меня. Мы всегда улаживали дело с его начальником.

– С капитаном Марченко?

– Да.

– А на кого Карел охотился? На рысь или на лису? На волка?

– На волка было бы лучше всего. – Катамай потер руки при этой мысли. – Знаете, сколько денег принесло бы сделанное как следует чучело волка?

– Отец Карела погиб в Афганистане. Кто же научил парня охотиться?

– Я. Это произошло тогда, когда я еще был на ногах.

– А где мать Карела?

– Кто ее знает? Она поверила всей этой пропаганде об аварии. Я говорил с выдающимися учеными. Проблема Чернобыля не в радиации, а в страхе перед ней. Этому есть название: радиофобия. Мать Карела была радиофобкой. И поэтому она уехала. Местные люди просто счастливчики. Государство построило для них Припять, а потом Славутич, предоставило самую лучшую зарплату, самые лучшие жилищные условия, школы и медицину, но весь украинский народ болен радиофобией. Как бы то ни было, но мать Карела исчезла много лет назад. Я воспитал его сам.

– Одевали, кормили, проверяли уроки?

– Школа оказалась напрасной тратой времени. Ему было на роду написано стать охотником. Впустую просидел за партой.

– Когда же вы перестали ходить?

– Два года назад, после аварии. Когда я открывал пожарный кран, обвалился кусок крыши. Он полетел вниз как метеор и размозжил мне позвоночник. На стене того здания есть надпись – вы можете прочитать об этом.

– Карел когда-нибудь бывал в Москве?

– Он был в Киеве. Этого достаточно.

– А с тех пор как он обнаружил труп в зоне, вы его не видели?

– Нет.

– Может быть, слышали?

Аркадий перехватил взгляд Оксаны, устремленный в угол на шкуру, торчащую из ведра с обезжиривателем. Материал для работы у Катамая имелся. Интересно, откуда?

– Ничего, ни слова, – покачал головой Катамай.

– Кажется, вы не очень-то о нем беспокоитесь.

– Не похоже, чтобы он сделал что-то дурное. Ушел из милиции – и что с того? Карел – взрослый парень. Может сам о себе позаботиться.

– Слышали ли вы о двух физиках – Паше Иванове или Льве Тимофееве?

– Нет.

– Они никогда не бывали в Чернобыле?

– Откуда мне знать?

Аркадий спросил о родственниках или друзьях, которых Карел мог бы навестить, и Катамай поручил Оксане составить список фамилий. Взгляд Катамая скользнул по фотографиям на стене. Одну из них, вероятно, сделали в Международный женский день, потому что на ней не старого еще Катамая окружили женщины в касках. На другой фотографии он шел впереди специалистов в белых халатах, которые старались держаться к нему поближе.

– Вероятно, это огромная ответственность – быть начальником строительства, – сказал Аркадий.

Катамай промолчал, Оксана шелестела бумагами в соседней комнате. Потом старик вновь наполнил свой стакан.

– Знаете, это все политика – остановить другие реакторы. Совсем не обязательно. Другие три могли работать двадцать лет, и мы бы построили пятый, шестой, седьмой и восьмой. Чернобыль был и остается самым лучшим местом для атомной электростанции. Конечно, легче клянчить иностранную помощь, чем управлять атомной электростанцией. Вот поэтому мы и скатились от великой державы до третьесортной нации. Знаете, сколько людей на самом деле умерло из-за аварии, знаете настоящие цифры? Сорок один человек. Не миллионы, не сотни тысяч. Всего лишь сорок один! Обнаружилась поразительная вещь – человеческий организм может существовать при гораздо более высоких уровнях радиации, чем считалось прежде. Но теперь всех охватила радиофобия. Сорок один! Каждую неделю в киевских больницах люди умирают от рака легких, но ведь остальные не бегут из Киева. – Упомянув о раке легких, Катамай поискал сигарету. – Всегда находятся те, кто нагнетает панику, они же, как правило, всегда извлекают личную выгоду из хаоса. Раньше их можно было контролировать. Но теперь они уничтожили Советский Союз. Все вместе мы являлись уважаемой державой, а теперь кучка нищих. Хотите, кое-что покажу? Идемте со мной.

Катамай энергично развернул кресло и покатил в соседнюю комнату – в кабинет, где внучка составляла для Аркадия список фамилий и телефонов. Вся мебель стояла строго по стенам, посередине – чертежный стол. На нем красовался макет Чернобыльской электростанции. Были тут даже зеленые деревца и широкая голубая Припять, из пластика. Все шесть реакторов демонстрировали перспективу развития электростанции в будущем, которого уже не будет. Панорама дополнялась картонными охлаждающими башнями, турбинными залами, хранилищами топлива, куполами водяных цистерн и вереницей опор линий электропередачи. На подъездных путях стояли миниатюрные грузовички и соответствующего размера фигурки людей. Здесь не было места авариям. Здесь продолжал существовать Советский Союз.

Аркадий знал, что Оксана следит за ними. Она была в том же спортивном костюме, но сменила парик на вязаную шапочку и, как мышь, металась с одной стороны улицы на другую. У Аркадия был еще час до отхода поезда. Он зашел в открытое кафе «Коломбина» и заказал две чашечки кофе. На столике слегка бликовали отсветы от фонарей на площади. Городской совет, футбольный стадион, кино, супермаркет выглядели обезлюдевшими, бездействовали. Аркадий наблюдал, как возле супермаркета Оксана купила у уличного торговца яблоко, откусила его, переходя площадь, и сделала вид, что удивилась, увидев Аркадия.

– Ждете кого-то? – Она посмотрела на вторую чашку.

– Вообще-то вас.

Оксана осторожно огляделась. Щеки ее пылали. Теперь, когда Оксана стояла совсем близко, было очевидно, что под шапочкой бритая голова. Она натянула шапочку на самые уши.

– Вы, наверное, удивлены…

– Вовсе нет. Я понял, что вы хотите поговорить с глазу на глаз.

Оксана медленно отодвинула стул, не сводя глаз с Аркадия.

Он подождал, пока она устроится поудобнее, а потом пододвинул в ее сторону вторую чашечку. Помолчали. Загруженный пакетами покупатель вышел из супермаркета и, покачиваясь из стороны в сторону, скрылся под аркой, которую украшал символ мирного атома.

Оксана отхлебнула кофе.

– Холодный.

– Простите.

– Что вы, я люблю холодный кофе. Обычно пью его, обслужив деда.

– Он у вас сильная личность.

– Начальник.

– Ладит с Карелом?

– Да.

– А вы?

– Карел мой младший брат.

– Вы видели его или говорили с ним?

Оксана широко улыбнулась Аркадию.

– Вам действительно понравились дедушкины чучела?

– Я не большой любитель таксидермии.

– Словно живые – вроде нас в Славутиче.

– Работаете на электростанции?

– Да.

– И что же там хорошего?

– Зарплата хорошая, плюс пятьдесят процентов надбавки тем, кто живет здесь и работает в Чернобыле. Мы называем их «гробовыми». Дедушка получает дополнительную пенсию по инвалидности. Но не все так замечательно.

– Очистите Чернобыль и будете искать новую работу?

– С такими темпами это займет сто лет. Это не главное.

– Тогда что же?

– Нам срезают две трети зарплаты. После оплаты квартиры, коммунальных услуг и школы мы платим еще и за работу в Чернобыле. Но такая вот работа кое-что говорит об Украине. Однако и это еще не все.

– Что еще?

Оксана чуть сдвинула шапочку.

– Правда, тихо?

– Правда. – Аркадий осмотрелся – вот человек вышел из здания освещенного рынка, две школьницы с рюкзаками, не очень трезвый мужчина с окурком во рту – не более десятка человек вдоль сквера.

– Все уезжают. Построили город на пятьдесят тысяч человек, а сейчас в нем меньше двадцати тысяч. Город наполовину пуст. Его построили на зараженной земле. Цезий из Чернобыля дожидался нас и здесь. Из Припяти в Славутич – никуда мы не убежали. – Оксана горько улыбнулась и потянула шапочку вниз. – Ношу парик, потому что без парика еще хуже. Хотя, когда я в нем, ощущаю себя чучелом животного. Как вам?

– Быть бритым – последний писк моды.

Оксана окончательно стащила шапочку – идеально круглый, отливающий синевой череп. Обнаженная голова делала глаза Оксаны большими и загадочными.

– Можете потрогать. – Она провела рукой Аркадия по своей голове, которая на ощупь казалась чуть ли не полированной. – Ну и как?

– Гладкая.

– Гладкая. – Вместе с шапочкой она надела на лицо виноватую улыбку.

– Скучаете по Припяти?

– Да. – Оксана назвала свой старый адрес – улицу, дом и квартиру. – У нас был отличный вид из окна – прямо на реку. Осенью мы смотрели, как утки улетают на юг, а весной – как возвращаются на север.

– Оксана, вы видели брата?

– Что?

– Видели Карела?

Зазвонил мобильник Аркадия. Он не обратил на него внимания, но Оксана быстро проглотила остатки кофе и поднялась со стула.

– Мне надо идти. Нужно накормить деда.

– Пожалуйста, подождите. Это займет всего минуту. – На дисплее высветился местный номер. – Алло, – ответил Аркадий.

– Это ваш друг из гостиницы «Припять», – ответил какой-то мужчина.

Сборщик утиля с инструментами водопроводчика, готовивший себе еду на гриле из пружинного матраса, – за этим человеком Аркадий охотился по школе. Резкий голос, хриплый от многолетнего курения. Никакого фонового шума. Связь со стационарного телефона, не прерывается. Аркадий посмотрел на Оксану, которая уходила все дальше.

– Да, – сказал Аркадий в трубку.

– Вы хотели поговорить и намерены заплатить за это?

– Именно.

Уходя, Оксана шепнула:

– Вы очень-очень милый. Только… не слишком задерживайтесь у нас.

– Ну так как насчет разговора?

– Пару месяцев назад в деревне близ Чернобыля нашли труп. Тело московского бизнесмена. Я веду расследование.

– Можете заплатить долларами?

– Да.

– Тогда вы счастливчик, потому что я помогу вам.

– Что вы знаете?

– Больше, чем вы, бьюсь об заклад, а вы пробыли здесь целый месяц и ничего не узнали.

Пока говорили, Аркадий слышал свистящее «с» и почесывание небритого подбородка. Аркадий мысленно дал собеседнику имя – Водопроводчик.

– И что же такого я не узнал?

– Похоже, ваш бизнесмен был и впрямь богат, потому что речь идет о больших деньгах.

– Что конкретно вам известно?

Аркадий смотрел, как Оксана бежит мимо супермаркета и исчезает за углом.

– Только не по телефону, – отрезал Водопроводчик.

– Давайте встретимся, – сказал Аркадий. – Но вы хоть намекните, какой информацией владеете, чтобы я знал, сколько взять денег.

– Я знаю все.

– Звучит как «ничего». – У Аркадия о Водопроводчике сложилось неважное впечатление – болтун, да и только.

– Сто долларов.

– И за что?

– Я позвоню вам утром и скажу, где мы встретимся, – заторопился Водопроводчик.

– Звоните, – согласился Аркадий. Водопроводчик повесил трубку.

На обратном пути поезд вез небольшую бригаду ночной смены из одних мужчин, многие дремали, уткнув подбородок в грудь. Да и что толку смотреть в окно? Луну закрывали тучи, состав ехал по загрязненной местности эвакуированных хозяйств и деревень, только стук колес и напоминал о том, что жизнь идет вперед. Затем, как лицо в окне, мелькнул отсвет семафора, и Аркадий окончательно пришел в себя.

Смерть Паши была запутанной, потому что растянулась во времени. У Иванова имелся дозиметр. Паша знал, что умирает, и знал отчего. Это было частью испытания. Аркадий попытался представить Пашу в тот момент, когда он впервые узнал о происходящем. По словам Рины, Иванов был общественным животным, из числа тех, кто снимает куртку и засучивает рукава, чтобы хорошо провести время. Как же все началось? Может, среди всеобщего веселья кто-то сунул солонку и дозиметр в карман его куртки? Дозиметр, вероятно, был включен. Аркадий представил, как изменилось лицо Паши, когда он взглянул на его показания и быстро, тактично покинул вечеринку. Возможно, доза и не была слишком высокой – вероятнее всего, это был первый, пристрелочный, залп. «Мы сливали радиоактивную воду прямо в Москву-реку», – сказал Тимофеев, вот при чем тут солонка. И с тех пор Иванов находился под ударом. Показать наличие хлорида цезия в соли мог только дозиметр. А ведь все мы соль употребляем ежедневно – она неотъемлемая часть застолья, как в самой паршивой забегаловке, так и в хрустальной солонке самого дорогого ресторана. Как же Паша отваживался есть? Как поддерживал связь с внешним миром, когда незаметная крупица могла прийти в письме или оказаться в кармане одежды? В конце концов, что было делать Паше, когда он обнаружил мерцающую гору соли у себя в шкафу? Как найти одну смертоносную крупицу среди миллиона безвредных?

И это продолжалось довольно долго. Тимофеев тоже был под ударом. И разумеется – Рина. Иванов с Тимофеевым были бледны из-за цезия. Их кровоточащие носы означали недостаток тромбоцитов. Иванов с Тимофеевым не могли ни есть, ни пить. С каждым днем они слабели и все более уединялись. И в святая святых квартиры Иванова, в спальне, дно встроенного шкафа покрывала поблескивающая соль. Солонка! Она отличалась от других столовых приборов в квартире, например от перечницы, и Аркадий предположил, что солонка венчала гору соли как маячок, испускающий гамма-лучи. Самоубийства совершаются по шаблону – сначала депрессия, а затем маниакальный всплеск энергии. Вот табуретка – значит, веревка! Вот бритва – значит, ванна! Как распознать радиоактивную соль? Есть ее. Есть с хлебом. Проглатывая с трудом и запивая минеральной водой. Вопит дозиметр? Выключить. Течет кровь из носу? Вытереть, обернуть дозиметр носовым платком и положить его в ящик для рубашек. Аккуратность имеет значение, никакой спешки. Важен порыв. Желудок отвергает проглоченное. Открыть окно. Теперь схватить солонку, подняться повыше, раздвинуть шторы и взглянуть на огни горизонта. Умирать, когда ты уже мертв, не страшно…