"Андрей Корбут. Гражданская война" - читать интересную книгу автора

бесплодных попыток. И в конечном итоге и он, и я выглядели один лучше
другого - мокрые, перепачканные...
- Придется обходить слева, у тех деревьев, - сдался наконец Скотт.
Я проворчал, что это порядочный крюк, но ничего другого не оставалось.
Метров двести туда и обратно, преодолевая каверзы пути, что несла в себе
будто ожившая земля, порой увязая по голень в грязи, мы потеряли минут
пятнадцать. Шестеро мотоциклистов, на скорости проскочившие мост, оказались
внизу, когда мы только подошли к автомобилю.
- Господа, какая нечистая сила занесла вас сюда и в столь поздний час?
- перекрывая шум дождя, его неподражаемо монотонный, чуть приглушенный
голос, но в раскатах грома выказывающий свою мощь, прокричал один из них.
- Они из замка... - быстро шепнул Скотт.
Уже за рулем, я подумал вслух:
- Напрасно мы оставили их вопрос без ответа, кто знает, зачем мы
здесь...
- Теперь поздно. Вероятно, они не отвяжутся от нас, пока не выяснят,
кто мы -заметил Скотт.
В ту же минуту, по тому, как мотоциклы стремительно унеслись влево, где
склон незадолго до этого одолели мы, я убедился в правоте его слов.
Лесная дорога, и до того не баловавшая комфортом, теперь представилась
нам сущим адом, к тому же мы вынуждены были поторопиться, чтобы уйти от
погони; машина ныряла в лужи, ее заносило на поворотах, она с трудом
выбиралась из рытвин и ям. Я ждал шоссе как некое избавление, на время забыв
о "мстителях Адама". Однако, когда в очередной раз автомобиль вдруг грузно
осел задними колесами в дорожную хлябь, уже не вырвавшись, только взревев от
натуги мотором, а в этот момент позади, среди деревьев, промелькнул свет
фар, я очень живо о них вспомнил.
Скотт вылез из машины и, вернувшись, сказал: - Безнадежно.
В руках у Вильяма оказались два пистолета, один он протянул мне.
Помедлив, я взял его.
Бросив автомобиль, мы двинулись напрямую через лес. Я шел и думал, что
эта ночь, этот ливень никогда не кончатся. Казалось, деревья, обступавшие
нас, дрожат то ли от холода, то ли от страха перед громом и молнией своими
листьями, и вдруг срывался, словно с цепи, озлобленный ветер, но бессильный
в стремлении лицезреть согбенные перед ним могучие стволы, стегал, будто
плеткой, колючим дождем по нашим лицам, и так же вдруг уносился прочь... Я
здорово продрог, полагаю, и Скотт тоже, а сколько нам еще предстояло пройти
- один Бог ведал. Поэтому, в своей беспечности, мы бесконечно обрадовались
словно из-под земли выросшей лесной сторожке.
Она была пуста, ее скромный скарб составляли стол и две скамьи, у
допотопной печки лежала вязанка дров. Но главным ее достоинством я назвал бы
то, что здесь было сухо. Мы, наконец, могли обсохнуть, отогреться; что,
собственно и сделали: разожгли огонь, потом сняли с себя и развесили на
веревках, которых здесь было вдосталь, одежду. Дождь между тем не стихал,
временами даже усиливался, и приходилось мириться с необходимостью провести
в этом утлом пристанище ночь.
- Видно, на роду мне писано ходить вокруг да около затерянных в лесу
сараев... - заговорил я, не отрывая от огня глаз, - Ты помнишь тот сарай?
Но Скотт молчал, и я продолжил:
- Кстати, кто он, неизвестный из дома Томашевского? Тебе нечего