"Андрей Корбут. Гражданская война" - читать интересную книгу автора

мертвого сына; со слов Гарольда, последнее обстоятельство настолько потрясло
Лиз, что ее вынуждены были поместить в психиатрическую лечебницу. Я узнал о
том, что минувшей ночью в больнице скоропостижно скончалась мадам Бонэ, и о
том, что письмо, подоспевшее ко дню моего рождения, Лиз написала после
визита к врачу. "В тот день она излучала счастье, ( вспоминал Гарольд. ( Но
потом, так и не дождавшись ответа, в гневе или отчаянии вообще запретила
сообщать вам о чем-либо".
Что я почувствовал? Горечь утраты близких и примешивающееся, какое-то
неловкое перед самим собой, жестокое равнодушие; боль отца, потерявшего
сына; и неуместное в те мгновения возмущение обманутого мужа, от которого
скрыли отнюдь не мелочь, а рождение собственных детей.
Гарольд смолк. Я устало опустился на ступеньки беседки, словно
растворившись отрешенным взглядом в цвете сирени. Мы еще долго хранили
молчание; я - пытаясь прийти в себя, собраться с мыслями, он - вновь
переживая горе семьи, частичкой которой стал за годы службы в доме.
Наконец я спросил о дочери.
- Она у Симпсонов, мсье. Они взяли ее на время.
- Как ее назвали?
- Патриция, мсье.
- Гарольд, позаботьтесь обо всем необходимом касательно похорон мадам
Бонэ,- поднимаясь, сказал я; в ту минуту более всего мне хотелось увидеть
свою дочь.


4.


Симпсоны жили в ста метрах от нас. Я и не заметил, как оказался у их
особняка. Общение с ними никогда не доставляло мне радости. Это были
безобидные пожилые люди, очень добрые, но вот эта-то доброта мне в них и не
нравилась. Они ее проявляли, наверное, ко всему роду человеческому. Но можно
ли ставить знак равенства между насильником и жертвой, лжецом и праведником?
Я не понимал этого.
Впрочем, о главном. Итак, весьма скоро я с интересом и любопытством
разглядывал спящую в кроватке мою крошечную дочь, нисколько не обращая
внимания на поток соболезнований по поводу кончины мадам Бонэ, изливавшийся
из уст супругов Симпсон,.
Мы договорились, что через дня три-четыре я заберу Пат домой, а сестра
Кэтти, смотревшая у них за малышкой, переедет ко мне.
В тот же вечер я заехал в частную клинику Рикардо. Она находилась всего
в нескольких километрах к западу от Сен-Клу.
В просторном холле больницы ко мне вышел высокий, атлетического
телосложения и приятной наружности шатен с короткой бородкой, ничуть не
старившей его, мой ровесник или немногим старше, с ясным, открытым и очень
внимательным взором.
- Доктор Скотт, лечащий врач вашей жены, - представился он. Его голос
- мягкий, ровный баритон, тон - учтивый и корректный - невольно
располагали к нему собеседника. Я лишь назвал свое имя, потом говорил только
он, каким-то чутьем предугадывая все мои вопросы.
- Мсье Де Санс, ваша жена поступила к нам в крайне тяжелом состоянии.