"Владимир Кораблинов. Азорские острова" - читать интересную книгу автора

припечатывались, и навечно.
- ...лес темный, - журчит Марья Семеновна. - Там, детка, ох, и страшно
же...
- Волки, медведи, - вежливо поддерживаю Марьюшкино бормотание, помогаю
ей, потому что вижу - вот-вот уснет. - Волки, медведи... еще лешаки...
Я эти ее причитанья все наперед знаю, не впервой этак бормочем перед
сном. И страхи не очень-то страшные, ведь они выдуманы: какие у нас медведи,
какие лешаки!
Но однажды рассказала про дикую бабу-великаншу. Будто бы давно, когда
еще железную дорогу строили, поймали в лесу такое диво: в чем мать родила,
простоволоса, вся волчьей шерстью обросла, об одной ноге, другая -
деревянная, липовая... Вот ее гоняли, вот гоняли! Семь ден мучились, пока в
Моховом болоте клюкой не завязла. Тут-то дивную бабу и повалили, железными
опутали путами да и отправили в город Санкт-Петербург, в балаганы.
Я спросил:
- А как?
- На две платформы погрузили, такая, бог с ней, была огромадная!
Эта дивная баба меня поразила. Особенно ее ноги: одна настоящая, другая
деревянная.
В деревяшке было что-то зловещее.
История с великаншей, конечно, была выдумка, вздор. Такая же сказка,
что и леший, Кащей или семиглавый Горыныч. Все эти сказочные чудеса обитали
за чертой нашей жизни, за порогом нашего дома, за околицей села, - нигде, в
мире неведомом, не нашем. Они были необыкновенно интересны, но неосязаемы,
бесплотны, и я их нисколько не боялся. А вот жил у нас в Углянце один
старик, ему поездом ногу отрезало, и он сам смастерил себе новую,
деревянную, на ременных пристежках. Я, таким образом, знал, что такое
деревянная клюка вместо живой ноги, и знакомая клюка эта превращала
сказочную бабу в живую, подлинную, нашу, углянскую.

Страшно невыдуманное.
Ночь одну помню: жаркое лето, тьма, духота. Меня разбудил крик -
протяжный, тоскливый. Нет, лучше сказать, не крик, а вопль, как-то странно,
разом оборвавшийся в тишине.
Я вскочил, прислушался: все спали. Мама делала губами: п-ф-ф...
п-ф-ф... Отец похрапывал. Я хотел вскрикнуть, позвать, но вместо крика
шепотом просипел:
- Мама! Ма-а-ма...
Она проснулась, ощупала меня.
- Ну, что ты, детка? Ну, что?..
И тут вопль повторился, и показалось, что совсем рядом, близко - в
саду, за сараями.
- Что это? - я еле выговорил, меня всего дрожь колотила.
- Сыч, - сонно сказал мама. - Спи, Христос с тобой...
И опять задышала: п-ф-ф... п-ф-ф...
Все спали, а я стал думать о сычах.
У нас в Углянце их было два. Один жил на колокольне, невидимый; другой
катался в автомобиле марки "пежо", подымал, булгачил всех деревенских собак,
и те неслись следом, с остервенением кидаясь на сверкающие колесные спицы.
Первый был лупоглазой ночной птицей, второй - махорочным фабрикантом,