"Олег Корабельников. И распахнутся двери" - читать интересную книгу автора

дома. Жанна удивилась, но вида не подала; закончив уборку, она ушла в
комнату погибшего, давно уже ставшую и ее комнатой, забралась с ногами в
кресло и открыла книгу, взятую наугад с полки. Собака лежала у ног, было
тихо, толстые стены не пропускали уличного шума.
Не читалось. Ее не оставляло ощущение, что в квартире кто-то есть. С
большой фотографии на стене смотрел погибший. Черная ленточка еще не снята с
уголка портрета. Он смотрел сквозь стену, и казалось, что ему видится то,
чего живому знать не дано. Джеральд шевельнулся и насторожил уши. Потом
медленно встал, потянул воздух и коротко проворчал.
- Джерри, - тихо сказала Жанна, - здесь кто-то есть?
И тут она услышала невнятное пение из дальней комнаты. Кто-то пел под
затухающую мелодию знакомую, но неузнанную еще песню.
- Джерри, - прошептала Жанна, склоняясь к собаке. - Кто там?
Джеральд молча посмотрел ей в глаза своим слишком умным для собаки
взглядом и снова проворчал что-то себе под нос. Жанне послышались
неразборчивые слова в этом ворчании.
- Что-что? - удивилась она, но Джеральд вильнул хвостом, толчком
распахнул дверь, и только стук когтей по паркету указал его путь.
Когда Жанна подбежала к двери с бронзовой ручкой, то увидела, что она
закрыта, словно собака, забравшись туда, плотно прикрыла за собой створку.
Решившись однажды на смерть, пережив ее мысленно, Жанна разучилась бояться,
и ее удерживал не страх, а стыд. Она ничего не обещала хозяину, он не
запрещал ей бывать в этой комнате, но она твердо знала: этого делать нельзя.
Оттуда, из-за тяжелой высокой двери, доносилось пение Шаляпина. Его
знаменитая "Блоха". Слова, стертые временем, звучали невнятно, но бас певца
заглушал скрипы и шорохи старой пластинки. Входная дверь надежно заперта,
квартира на четвертом этаже, высота исчислялась немалыми метрами, и ни
карниза под окнами, ни водосточной трубы рядом. Значит, тот, кто завел
граммофон, находился в комнате с утра, и старик знал об этом. Значит, он
специально оставил Жанну наедине с незнакомцем, чтобы она разобралась во
всем этом без подсказки и объяснений. Так рассуждала она, стоя у дверей,
убеждая себя в необходимости сделать решающий шаг.
- Джерри! - нарочито беспечно позвала она. - Куда ты делся, проказник?
Собака приглушенно заворчала, потом Жанне послышался мужской голос и
снова - собачий скулеж, на этот раз громкий и долгий.
- Джерри! - крикнула она. - Что ты там делаешь?
И рывком потянула на себя дверь. Но она не открывалась. Замка здесь не
было, захлопнуть ее было невозможно, тогда Жанна потянула сильнее и вдруг
поняла, что дверь держат изнутри.
- Джерри, открой дверь! - упрямо воскликнула она. - Что за вредная
собака! Заперлась в комнате, завела граммофон и не открывает. Ты, может, и
куришь там? Вот гляди, все расскажу хозяину!
И дверь распахнулась. Бас Шаляпина не вмещался в узкой латунной трубе и
метался по комнате, отражаясь от стен. Собака лежала на маленьком диванчике
с изогнутыми ножками и молча смотрела на Жанну. Ей вдруг показалось, что
Джерри подмигнул и насмешливо выгнул угол пасти. Больше никого в комнате не
было. И без того небольшая, она была заставлена старой мебелью. Жанна
остановилась в дверях.
- Кто здесь? - спросила она.
Клубы табачного дыма медленно втягивались в полуоткрытую форточку.