"Олег Корабельников. Гололед (Авт.сб. "Башня птиц")" - читать интересную книгу автора

Через два квартала мотор застучал, забулькал, захрипел, как тяжело
больной человек, и машина остановилась. Буданов покопался в моторе, но
было темно, фонарь он не захватил, а светить зажигалкой побоялся.
- А, и ты с ней заодно! - сказал он и в сердцах пнул ее в колесо, и еще
раз - в подбрюшье. Машина не ответила, тогда он набросился на нее с
кулаками и, конечно же, разбил пальцы в кровь.
Боль отрезвила его, он закрыл дверцу, слил воду из радиатора и,
чертыхаясь, побрел назад.
Дверь оказалась запертой, он стучал минут десять, сначала робко, потом
раздраженно - кулаком. Ему не открывали.
Итак, он был раздет, бездомен и предан. Предан женой, автомобилем и
этой женщиной, которую он чуть не удочерил в сердце своем. В своем глупом
и доверчивом сердце.
Разбитые пальцы болели и снова начали кровоточить. Было ясно, что
впускать его не желают, но идти было совершенно некуда, вот он и сел на
верхнюю ступеньку лестницы, притулился спиной к перилам и посасывал
костяшки пальцев, поплевывал розоватой слюной и, конечно же, только себя
одного считал виноватым.
Он чувствовал себя бегущим по сужавшемуся кругу, каждый раз он повторял
свои витки, возвращался к этой двери и снова уходил от нее, и снова
прибегал, и знал, что витки сужаются, и что вырваться он уже не сможет
никогда, и что вся эта маета не что иное, как наказание ему за совершенное
преступление.
И здесь, за этой дверью с облупленной краской, с трещинкой от топора, с
криво прибитым номером, ждут его и суд, и тюрьма, и казнь, возможно,
мучительная.
Буданов лизнул ранку, присел перед прыжком и что было силы ударил
каблуком в дверь. Она вздрогнула, старая щель расширилась, из нее блеснул
свет. Буданов знал, что все равно никто из соседей не выйдет, и его даже
развеселило это. Он еще раз с грохотом и треском ударил по двери, она не
выдержала и распахнулась перед ним, как ворота сдавшейся крепости.
В квартире было тихо, в прихожей горел свет, а в комнате - темно, и
Буданов выбежал на очередной виток, как обычно, в неведении и
растерянности.
Он знал, что бить женщин не полагается, да никогда бы и не смог сделать
этого, просто кулаки, что называется, очень уж чесались, когда он пинком
распахнул дверь в комнату.
- Издеваешься, да? - закричал он первое, что пришло на ум. Но она спала
и даже не пошевелилась в ответ. Просто спала, на диване, на простыне, под
одеялом, и если бы Буданов не пыхтел так громко и гневно, то услышал бы
ровное дыхание ее.
И это очередное несоответствие между предполагаемым и действительным
окончательно взбесило Буданова. Он подскочил к дивану, сгреб одеяло и
смахнул его на пол, и ждал только одного - ее испуга, чтобы она вскочила и
забилась в угол, прикрыла грудь руками, закричала бы напуганно.
Она и в самом деле проснулась, открыла глаза и спокойно посмотрела на
него, но не было в глазах ее ни испуга, ни гнева, ни презрения.
- А, это ты, Слава, - сказала она, зевая, - где ты был так долго?
Ложись, уже поздно. - И отвернулась к стене, и, кажется, заснула. Обыденно
и привычно, как собственная жена, с которой прожил не один год, и которая