"Ф.Коплстон. От Фихте до Ницше. " - читать интересную книгу автора

Понять его можно, так как первый термин не очень удачен. Почему мы должны
причислять Фихте к "классической" немецкой философии, а, скажем, Лейбница
нет? Можно возразить, что основные работы Лейбница написаны на французском
и латинском языке. Но как быть с Вольфом, Ламбертом, Тетенсом, Гердером?
Спорным выглядит и принятое у нас причисление к немецкой классической
философии как особому течению системы Канта. Кант скорее соединяет эпоху
Просвещения и практически-ориентированную метафизику XIX в., и его
последователи никак не ограничиваются традицией Фихте, Шеллинга и Гегеля.
Скажем, Шопенгауэр с его резким разграничением феноменов и ноуменов и
признанием ноуменальной природы воли гораздо сильнее зависит от Канта, чем
тот же Шеллинг, который воспринимает Канта как отстраненную историческую
фигуру, хотя и заимствует у него главные интуиции своей философии
искусства. Вспомним также о нео-


13

кантианстве, о Дильтее, Гуссерле и других мыслителях. В общем, решение
Коплстона отделить изложение идей Канта от изложения идей Фихте, Шеллинга и
Гегеля и объединить последних в рубрику "метафизического идеализма"
представляется весьма обоснованным. Не столь очевидна, правда,
обоснованность решения поместить в этот ряд и Шлейермахера. Зато вполне
логичной выглядит схема Коплстона, объясняющая траекторию движения
европейской мысли от Канта к Гегелю. Исходным пунктом, по Коплстону,
является отказ от центрального для Канта понятия вещи в себе на основании
его кажущейся логической несостоятельности. Если убрать разделение всех
вещей на вещи в себе и явления, то кантовское трансцендентальное Я,
оформляющее мир явлений, рано или поздно неизбежно превращается в
абсолютный субъект, создающий мир вещей как таковых. Вначале этот
абсолютный субъект может по инерции называться "Я", как у раннего Фихте, но
постепенно это именование отходит на второй план и акценты смещаются в
область теологической терминологии. На смену предельному субъективизму
Фихте неизбежно приходят теологические системы Шеллинга и Гегеля. И
уверенность Канта в возможности познать основные формы законодательной по
отношению к природе деятельности человеческого Я перерастают в уверенность
в том, что можно уяснить внутреннюю жизнь божественного Абсолюта.
Единственная серьезная проблема в этой схеме связана с тем, что под нее,
возможно, лучше подходит не Фихте, который, как ясно из пятого параграфа
его "Основы общего наукоучения" (1794), все же сохранял учение о вещи в
себе как неизъяснимом "перводвигателе" Я, а Шеллинг, своей философской
биографией иллюстрирующий доведение философии субъекта до последних
логических пределов с ее дальнейшим снятием в философии Абсолюта. Так или
иначе, но разработка масштабных идеалистических систем, претендующих на
построение всеохватывающих картин мира, не могла со временем не вызвать
мощного противодействия. Специфика последовавшей реакции была обусловлена
целым рядом обстоятельств. Гегель и другие "метафизические идеалисты" так
агрессивно отстаивали тезис о глобальных познавательных возможностях
философии, что ответом стало не менее решительное отрицание всякой
самоценности философии как теоретического знания. И многие мыслители после
Гегеля делали упор на понятии практики и отрицали возможность метафизики в