"Полина Копылова. ROMA IV" - читать интересную книгу автора

Зодчий поклонился, двумя пальцами прижав на левом виске тканевый
капюшон. Край должен был закрывать уши и темя, залысины оставляя на виду.
Зодчий озяб. Это было видно по сливовому цвету его рук. Дышал он ртом,
стесняясь в присутствии императрицы хлюпать.
- Желаю здравия и радости государыне.
Она сухо кивнула - высокая, вся в черном, ни одной волосинки не видать
из-под чепца, провела рукой вдоль боковины:
- Дует. Холод везде собачий, - и уставилась на зодчего.
Тот смешался.
- Увы, государыня, я не властен над погодой. Испокон веку зимой в
домах всегда прохладно.
- Мне вас учить? - она качнула плечами. Плоский нос башмака сухо
похлопывал об пол не в такт отрывистой речи, - замажьте варом.
От изумления и возмущения - как можно во дворце мазать - тьфу! -
варом - зодчий не успел совладать с лицом и скривился.
- И затрите известью, когда застынет.
- Но государыня, окна будет не открыть!
- Весной рабы отковыряют. Начните завтра же!
Она развернулась и ушла, не прощаясь. Это была манера мужа. Чем
дальше, тем больше ей нравилось походить на него. Временами у нее хорошо
получалось.
Завтра окна залепят варом. Дом станет теплым. В сливовых сумерках
тихий снег будет оседать на сады, и кутать дощатые короба, что повсюду
торчат на месте статуй. Ей не больно нравились статуи, она больше любила
фонтаны, и при жизни мужа их много здесь построили. Фонтанные фигуры сейчас
тоже под коробами, спят и мерзнут на синем сквознячке изо всех щелей.
Останься Гай в живых, непременно приказал бы и эти щели варом замазать -
чтобы мрамор и бронза не мерзли. Она представила за окном - искристое
солнце, рабы цепочками поперек террас, - у каждого на локте по ведерку с
варом, и над ведерками парок.
Мужа убили весной. Сойдясь вкруг него в темном углу, искололи
стилетами, а ей потом сказали, что умер от сердечных колик. Еще бы он не
умер. Под погребальным покровом он лежал тихий и грустный, и взбитые надо
лбом волосы потускнели, точно покрытые тонкой патиной. Она сидела на
раскладном стульчике возле изголовья, чин по чину, только откуда-то
взявшаяся улыбка так прочно пристала к ее губам, что мешала отвечать на
соболезнования. Она словно на два размера меньше была, эта улыбка, ей
подошли бы совсем другие губы, узкие и злые уста сенатора Корнелия Красса,
вот чьи. У него даже прозвище было - Безротый Красс. Он стоял одаль,
скромно и скорбно безмолвствуя, но, верно, улыбался изнанкой
бледно-мраморного лика, и эта его улыбка почему-то проявилась на губах
вдовы, и была тесна ее губам.
Этот Корнелий Красс убил Гая. Он не был одним из тех, кто колол,
закрыв лицо краем тоги. Зато он был единственным, кто сказал: "Наши жизни,
семьи и судьбы в руках безумца... Спасем же отечество!" или что-то в этом
роде. А еще он сказал, что Гай точно таков, какими были все великие тираны
в его возрасте, и что скоро он увлечется театром, и будет сгонять весь
город на трибуны, а потом примется за женщин, а потом просто будет убивать
всех, кто его раздражает... Так что надо убить его раньше.
Гай же просто хотел жить в свое удовольствие, потому что в Империи