"Лев Копелев. Хранить вечно" - читать интересную книгу автора

говорить по-русски - благо, дружила со свекровью; сына и дочь они старались
воспитывать русскими. Борис Петрович едва помнил Россию, но издали полюбил и
благоговейно почитал далекую родину. Он знал нашу литературу, музыку,
фильмы, читал московские газеты и журналы, слушал московское радио, помнил
имена всех дикторов. Мне бывало неловко, когда оказывалось, что он лучше
меня знает множество фактов и статистических данных об итогах пятилеток, о
строительстве в Сибири и на Дальнем Востоке, о новых железнодорожных линиях.
Он жадно расспрашивал о Москве, о метро, о внешнем виде московских улиц, о
том, как мы живем в будни и в праздники. Ему хотелось знать подробно, что
такое дом отдыха и как выглядит студенческое общежитие, как у нас танцуют,
какие обычаи существуют в отношениях между юношами и девушками, как защищают
диссертации... Снова и снова расспрашивал он о войне, об эвакуации
промышленности, о блокаде Ленинграда, о комитете "Свободная Германия", о
поведении немецких военнопленных, о разрушениях Киева, о наших генералах и,
конечно, о Сталине, и опять о Сталине, о котором говорил почтительно и
восхищенно. Мы разговаривали все дни напролет, а иногда еще после отбоя. Он
сразу же, с первого знакомства располагал к себе. Приветливый, внимательный
взгляд сероголубых, юношески быстрых глаз, легко переходящих от печали к
усмешке. Удлиненное светлое лицо и прямые русые волосы - такие чаще
встречаются в Прибалтике: крепкий хрящеватый череп северного воина, резкие
очертания особенно приметны в профиль - и славянская мягкость в складке губ
и линиях щек. (Борис Климов был первым, кто сообщил семье обо мне еще летом
1945 года, проезжая через Москву, он послал записку моей жене...) 8 июня
всех "югославов" освободили. Много лет спустя я узнал, что они еще несколько
месяцев мыкались по всяким пересыльным лагерям, правда, уже как свободные
репатриируемые[2].

Глава пятая. Подпоручик Тадеуш

Тадеуш Ружаньский, подпоручик Армии Крайовой, заканчивал гимназию уже в
оккупированной Варшаве. Гимназия была подпольной, и почти все
гимназисты-старшеклассники стали бойцами Сопротивления. Тадеуш командовал
взводом в дни Варшавского восстания осенью 1944 года. Он рассказывал - и
слезы дрожали в голосе, - как в первый день они собрались во дворах, в
квартирах, на пустырях, за стенами разрушенных домов - все до одного, никто
не опоздал! - и точно в назначенный час вышли на улицу и запели "Молитву
Тобрука", только вместо "Тобрука" пели "Варшава".

О пан-Буг, ктуры есть на небе,
Выцьонгни справедливой длонь,
Волам з Варшавы дзись до цебе,
О польскон вольносць, польской бронь!
О пан-Буг, скруш тэн меч, цо сек наш край,
До вольной Польски нам повругциць дай!

Отряд, в котором дрались остатки его взвода, отступал уже в самые
последние дни по канализационным трубам. Там, под землей, их настиг приказ
генерала Бур-Комаровского о капитуляции. С ними был немец-перебежчик Ганс -
"Ганс з Берлину". Он пришел к ним в конце второй недели восстания и сказал,
что он сын коммуниста, казненного гитлеровцами, что сам был юнгкоммунистом и