"Тадеуш Конвицкий. Чтиво" - читать интересную книгу автора

отгороженная от меня сном; казалось, жизнь в ней чуть теплится. Отчасти
невольно, отчасти сознательно я сбросил с нее одеяло, оправдывая это тем,
что в комнате душно.
Теперь я хорошо видел ее, обнаженную, залитую кирпичным светом мерно
жужжащего фонаря. Видел прекрасное до неприличия лицо, которому полумрак
придавал какую-то таинственную величавость, смотрел на стройное тело и
поражался его совершенству. Внезапно обретя ясность мысли, восхищался
изумительными пропорциями и на удивление правильной формой грудей - не
слишком больших и не слишком маленьких, словно очерченных циркулем, как
будто Творец особо позаботился об идеальной гармоничности вылепленной им
плоти. Красоты этой было чуточку в избытке, и меня немного пугала
расточительность природы или Господа Бога, создавшего эту незнакомую
девушку, даже имени которой я не запомнил. С боязливым восхищением я смотрел
на линию плотно сдвинутых ног и робкий кустик тонких, как осенняя трава,
волос в том месте, где эти великолепные ноги сходились. Смотрел и испытывал
стыд от того, что, воспользовавшись неожиданно подвернувшимся случаем,
нарушаю неписаные правила, оскорбляю ее достоинство, чувства, женскую
гордость. Но инстинкт взял верх, и, стесняясь своих преступных намерений, я
снова принялся несмело ласкать все, что дико меня возбуждало, железными
тисками сжимало горло. С каким-то отчаянием я упал на нее, навалился, но не
нашел в себе мужества поддаться зову плоти, не отважился дать волю тому, что
уже переполняло меня, гудело в висках, в разбитом лбу, в бешено пульсирующей
крови. И тут она, не просыпаясь, вскрикнула, сбросила меня и начала вслепую,
точно дикий зверь, царапать воздух, одеяло и мою шею, которую я не посмел
защитить. Потом опять застыла в неподвижности хмельного сна Да, эта красивая
девушка была пьяна, одурманена простейшим из наркотиков, лишившим ее
индивидуальности, той непостижимой тайны, которая превращает несколько
десятков кило химических элементов в не схожего ни с кем другим человека. Я
снова стянул с нее одеяло. Она показалась мне еще прекраснее, но душой была
далеко, отчего представлялась мне всего лишь фантастически красивым
животным. Я прислушивался к шуму бушующей в жилах крови, а может быть, к
властному инстинкту, которым наделила меня природа, прислушивался,
колеблясь, борясь с собой, мучительно стараясь справиться с наваждением, а
потом, в каком-то трансе, встал с кровати; за окном кряхтел просыпающийся
для жизни город, жужжал уличный фонарь, а я еще раз растерянно посмотрел на
идеальную женскую наготу, какой, наверно, никогда больше не увижу;
наглядевшись на эту неподвижную, застывшую, окаменевшую на моей кровати
девушку, я нагнулся, подсунул под нежную, теплую спину ладони и попытался ее
поднять.
Но она, не просыпаясь, резко привстала и опять начала вслепую царапать
воздух и мою грудь и шею, подвывая, как молодой пес. Я подождал, пока она
успокоится, осторожно стащил с кровати и по холодному полу поволок на
кушетку, уложил поудобнее, а она перекатилась на левый бок; теперь я видел
ее невероятно красивый профиль, геометрически безупречную, ослепительно
белую, устремленную ко мне грудь. Еще раз попробовал обуздать хаос своих
желаний, рефлексов и страхов. С безграничным сожалением, с внезапным
идиотским сочувствием к самому себе, с пронизывающим душу отчаянием подошел
к шкафу, отыскал плед, вернулся с ним к кушетке. Ее тело светилось все тем
же мерцающим рыжевато-красным светом. Нет краше женщины в этой земной юдоли,
подумал я. Ну да, ну да, так и должно быть. Но что должно быть. Не знаю,