"Тадеуш Конвицкий. Зверочеловекоморок " - читать интересную книгу автора

показалось, что я - это не я, а кто, не знаю сам, и почудилось, будто я вожу
пальцами или прислонился плечом к какой-то вогнутой шероховатой поверхности
и ощущаю то ли легкий зуд, то ли блаженство, и в последнем проблеске
сознания вдруг испугался болезни, тяжелой неизлечимой болезни, приближения
неизбежной смерти и страшного человеческого одиночества.
А потом мне опять приснился сон. Я стоял среди путаницы рельсов на уже
знакомом вокзале, откуда на диковинном самолете или ракете взлетела та самая
девочка в белом, Эвуня, с ненавистным Терпом. Я куда-то побрел, спотыкаясь о
рельсы, над которыми дрожал задымленный воздух. Долго шел в косых, почти
горизонтальных лучах предзакатного солнца, источающего густой, как сироп,
свет, и вдруг увидел свинцово-синий морской залив, и какой-то городок,
прячущийся в пышной листве черно-зеленых деревьев, и четырехгранную пузатую
башню готического костела, и его красную черепичную крышу, и красные крыши
домов.
Я пошел по высокому берегу над заливом, городок остался позади, а я все
время оглядывался, всматривался до боли в глазах в картинку человеческого
жилья и все время мысленно повторял, что это необыкновенно красиво и надо
этим зрелищем насладиться, запомнить его навсегда, до конца жизни, поскольку
это - истинная красота, которую жаль, а почему жаль - неизвестно.
Потом я оказался на развилке дорог. На перекрестке стояла часовня
Божьей Матери. Богоматерь была в голубом, как море, плаще поверх белых
одежд. У нее были румяные щеки и красные губы, а у ног стояли стеклянные
банки и бутылки с полевыми цветами - васильками, маками, клевером, левкоями,
коровяком, мальвами, диким люпином, шиповником и даже белым тысячелистником.
А с боковой дороги, похожей на тополиную аллею, сумрачной и
таинственной, вышел Терп в своих дурацких бриджах, с духовым ружьем, на
которое он опирался как на трость.
Я хотел быстро удрать, но Терп улыбнулся, и я с удивлением обнаружил,
что он довольно красивый и симпатичный. "Видишь, как долго мне пришлось
ждать", - сказал он. Я попытался что-то ответить, но не смог. Он протянул ко
мне руки, я съежился, опасаясь удара, но он всего лишь по-братски меня
обнял. "Я знаю, - сказал он, - ты должен был переждать комету. Но теперь мы
уже никогда не расстанемся".
Мы свернули на какой-то узенький полуостров, похожий на полузатопленную
зеленоватой морской водой песчаную дорогу, хотя скорее всего это была
покрытая галькой коса. И вдруг, неизвестно каким образом, очутились в лесу,
солнечном и горячем. Деревья там были самые разные, вовсе не приморские:
яворы, лиственницы, березы, ольха, рябина, а также сосны, ели, осины,
тенистые клены, молодые, а может, карликовые дубы и еще какие-то, знакомые с
виду, названий которых я не знал или не помнил. Из высокой травы взлетали
большие птицы, бронзовые, как кора коричного дерева, с темно-красными
брюшками; я подумал, что это тетерева, хотя тетерева крупнее, и почему-то
эти птицы меня испугали, но Терп сжал мне руку, видно почувствовав, что я
боюсь, и сказал негромко: "Меня тоже всегда к вам тянуло, но встретиться
раньше было нельзя". Рядом все время мощно шумело море, и могло показаться,
что этот лес покоится на дне морском в горячем воздушном пузыре.
И травы там были удивительные. Такие разные, что казались посеянными
рукой человека. Среди крохотных колосков, кисточек, зеленых усов, засохших
цветов я увидел знакомые кукушкины слезки - маленькие сердечки, болтающиеся
на тонких стебельках, увидел волосатую колючую мяту и даже белену с