"Тадеуш Конвицкий. Зверочеловекоморок " - читать интересную книгу автора

кругами и монотонно колотя железным прутом по консервной банке. При этом он
смотрел вверх, на закрытые окна домов. Я догадался, что это точильщик,
которого случайно занесло на нашу улицу.
- А больше всего ненавижу отца, - тихо продолжал Буйвол. - Он только
этой своей машиной и живет. Даже ночью встает и выглядывает в окно, не
сперли ли что-нибудь. Никуда нас не возит - боится, как бы с ней чего не
случилось. Прав я? - спросил он с надеждой, выколупывая из ограды памятника
камень.
- Мы собирались играть в партизан, - уклончиво ответил я.
- Ну и поиграли, - недовольно пробормотал он. - Да мне уже надоело.
- Стыдно небось? Повыпендриваться захотел?
- Э-э, очень нужно. Мы немного помолчали.
- Пошли сходим на соседнюю улицу в пекарню, - вдруг предложил Буйвол.
- Ну и желаньица у тебя.
- Ты, там так обалденно пахнет. Вкусятина. Я могу часами нюхать.
- Э-э, - протянул я точь-в-точь, как он.
- Честно. Запах хлебной корки - густой, горячий - и другой, сладкий,
подгоревшего крема, а может, ванили, - шептал Буйвол, зажмурившись. - Ох, до
чего я люблю такие запахи. - Он даже задрожал от наслаждения. - Ну что,
идешь?
- Нет.
- Тогда пока.
- Пока.
Буйвол тяжело затрусил по улице, не замечая насмешливых взглядов
прохожих, пораженных его могучими трясущимися икрами. А я подумал, что
все-таки Буйволу хорошо: он одержим какой-то страстью и по крайней мере
знает, зачем живет. Но тем не менее ждет комету. Странно.
Я вошел в нашу подворотню. Навстречу шла пани Зофья с подругой. Увидев
меня, она поспешила спрятаться за угол. Пани Зофья нас, то есть меня и
родителей, стесняется. В обществе своих подруг или приятелей притворяется,
будто нас не замечает. Но так было не всегда. Когда-то давно отец сломал
руку и важно носил перед собой белую гипсовую повязку, как стопку белья.
Тогда пани Зофья отца не стеснялась. Наоборот, гордилась, а все дети, у чьих
родителей руки были целые, ей завидовали. Стоило отцу появиться во дворе,
как она, по собственному почину, с криком: "Папочка, папочка!" - кидалась
ему навстречу. Кажется, даже целовала в щеку, хотя я в это слабо верю.
На цементных ступеньках перед нашим подъездом сидел Себастьян. В очень
неудобной позе: прислонившись спиной к стене и одной лапой по привычке
заслоняя брюхо. Такой уж был скромник.
- Привет, старик. Как дела? - забасил он, нетвердо владея голосом, а я
почувствовал странный, вроде бы больничный запах.
- Что случилось?
- Ничего. Просто заскочил по дороге. Может, помешал?
Только теперь я заметил, что Себастьяна слегка пошатывает. Он отчаянно
моргал своими почти лишенными век глазами, словно хотел разогнать туман или
навести взгляд на резкость.
- Ты что, заболел?
Он смущенно улыбнулся, и с его перекосившейся морды одна за другой
скатились две капельки слюны.
- Какое там. Старик, дай два злотых до завтра. Вернее, до