"Петр Константинов. Синий аметист " - читать интересную книгу автора

Потом тяжело опустился на диван, стоявший у окна.
Старый мастер, старейшина гильдии суконщиков города, уже давно видел,
как постепенно меняется мир. Где-то глубоко в душе он ожидал этих перемен.
Но в последнее время они сыпались на него градом, и Джумалия не мог понять
их сущности.
Все началось незаметно. Сначала в виде робкого чувства собственного
достоинства, которое вдруг появилось у покорной еще вчера черни - торговцев,
учителей, даже крестьян. Бывало, они годами собирали жалкие гроши на
постройку собственной часовенки, неркви или школы. Толпа жаждала знаний и
обращалась за ними и к школе, и к церкви.
Но вот уже несколько лет в народе зрели и другие силы - прятавшиеся в
ночи, скрытые глухим топотом копыт, когда по улицам проносились одинокие,
бородатые всадники, появлявшиеся потом на базарах под видом мелких торговцев
и перекупщиков. Служители церкви и отцы города беспечно отмахивались,
говоря, что все их усилия напрасны, но Джумалия ощущал тревожное брожение в
душах и умах людей. В 1858 году, когда народ поднялся на борьбу за свободу
церкви, он шел за лидерами города, верил им и горячо их поддерживал. Но ныне
молодые нетерпеливо звали к непокорству, увлекая селян, а в городах -
подмастерьев и ремесленников. Надвигалась буря, и Джумалия отлично сознавал,
что в такие минуты поднимались на борьбу не только самые отчаянные, но весь
народ.
Поэтому когда в прошлом году вспыхнуло Среднегорское восстание, старый
мастер не удивился и не испугался. Вечером он смотрел, как обычно, из окна
этой комнаты, как пылали лавки и магазины, которые подожгли Свештаров и Кочо
Кундурджия, слушал ружейную пальбу на улицах и думал о людях, которые
дерзнули выступить против такой власти, как турецкая. В его душе поднималось
доселе неведомое чувство. Его нельзя было назвать страхом, но и смелостью
тоже не назовешь. Он стоял в стороне от всего. Но та ночь, огни пожарищ,
которые озаряли его безмолвную комнату, показались ему небесным знамением.
Это чувство продолжало жить и потом, после разгрома, когда началось
самое страшное. Каждый день в город приводили связанных людей, вечером на
Ортамезаре сооружались виселицы, а со станции каждую ночь уходили в Эдирне
переполненные арестованными вагоны.
Джумалия сновал взад-вперед по базару, без надобности возвращался домой
и снова уходил обратно. Все, что он видел и слышал, смешалось в голове,
будто стихия охватила не только города и села, но втянула в водоворот
событий и его собственную судьбу. Надежды на мирную, богатую жизнь, которую
сулила торговля в годы Крымской войны, навсегда исчезли. Старый мастер
часами пропадал на торговых улочках города, подыскивая комнаты для беженцев
в школах, собирал в церквах подаяния в пользу сирот, добывал сукно для
одежды, не приседая ни на минуту. И все же желанный покой не приходил к
нему. Как будто два голоса звучали в душе Джумалии. Кто прав? Он жаждал
свободы, но часто спрашивал себя - неужели свобода дороже человеческой
жизни?
В такие минуты он замыкался в себе, становился мрачным. Во всей этой
кровавой вакханалии - в пожарах, человеческом горе и злосчастной участи
сирот - по сути, отражалась судьба его дела, которому он посвятил всю свою
жизнь. Он не мог понять, что же изменило торговлю, жизнь обывателя после
Крымской войны? Что послужило причиной упадка его ремесла? Он чувствовал,
что не в состоянии противостоять течению жизни, хотя еще и владел двумя