"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

сойти с ума от собственной значимости. Больше я никогда не ездил на эту
самую Лиру - слишком много там было всего этого, типа героического - "как
здорово, что все мы здесь сегодня собрались!" - я терпеть этой слащавости не
мог, не смотря на то, что Непомнящий провозглашал Лиру оплотом
антибуржуазных, национал-патриотических и антимондиалистских сил. Кругом
было много пьяных, бородатые барды в свитерах с гитарами сидели отдельно,
маленькие клоны Летова и Непомнящего - отдельно. Все это никому не нужное
мероприятие проходило на берегу Оскольского моря - километр по колено, с
мертвой рыбой, плавающей брюшками вверх, зараженной селитером. Еще во всей
округе невозможно было купить самогон - на машине пришлось преодолеть почти
сто километров, и куплен он был по цене водки. Вечером, во время выступления
Непомнящего, по предложению Доррисон мы нацепили партийные повязки.
Непомнящий пел про белорусские леса и кромешные пули, мы стояли линеечкой и
салютовали, вскидывая руку со сжатым кулаком вверх. Человеки расступились,
выглядело очень зрелищно. Как раз накануне, в обед, Доррисон побрила налысо
Боксера, в нескольких местах радикально порезав ему башку. Лысина сверкала в
зареве прожекторов.
Сразу после выступления Сашки, нас, пятерых, уволокли менты, по поводу
того, что именно мы прирезали за сценой какого-то там юношу, и если он
умрет, то нас всех посадят. Я был в бешенстве. Утром парень вернулся из
больницы, оказавшись нашим хорошим знакомым. Порезали его, как оказалось,
гостеприимные местные жители. В этот же день мы отсюда уехали обратно, в
Брянск.
Сначала случился августовский кризис, и я потерял работу. Затем я
женился на Доррисон, чтобы развестись через три месяца. Предполагалось, что
жить мы будем в Москве, и, наверное, на начальном этапе все это имело
определенный смысл. Но так не вышло. В Брянске была моя группа - Боксер с
Мефодием, там кипела моя жизнь, а ей делать там было абсолютно нечего. Мы
бродили по гнилым Брянским лесам в поисках подосиновиков, курили гандж и
предавались пороку. Дома Доррисон добросовестно закатала литров десять
аджики и два десятка литровых банок с маслятами, связала мне черный свитер.
Теперь она целыми днями неподвижно лежала на диване и сходила с ума от
депрессии. Совместная брачная жизнь оказалась невыносимой. Кое-как пересидев
три недели, Доррисон сорвалась в Москву, собирать новый урожай
галлюциногенных грибов. Я нашел ее в абсолютно сырой одежде, она, как
оказалось, уже неделю безуспешно ползала по лесу, и набрала всего лишь
половину требуемой дозы. Похоже, урожай собрали до нее. Это была страшная
трагедия.
- Из-за тебя я не выехала вовремя, видишь, как тут мало - они уже
кончились давно.
Угрызения совести меня не мучили. Вскоре, вернувшись в Брянск, грибы ею
были благополучно съедены. Для этой цели из грибов был приготовлен
специальный чай. Вначале был выпит чай, затем съедены сами корешки.
Чтобы так далеко отъезжала крыша, я еще никогда не видел. У меня в тот
момент возникло странное ощущение, что эти грибы, на самом деле, ела не она,
а я. Глядя на весь этот спонтанный амбец, я посадил ее на пол на колени и
надменно так спросил:
- Кто твой господин?
- Ты мой господин! - ответила, проваливаясь в небытие, Доррисон.
Я повторил эту процедуру раз тридцать, постепенно понимая, что весь мир