"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

московской богемы. Ира пила водочку с бездельницами-соседками, чьи мужья
проводили время в большом бизнесе и абсолютно не уделяли им никакого
внимания. Чтобы сделать совместную жизнь более сносной, пришлось Иру пару
раз побить, после чего в моем присутствии напиваться она боялась. Жили мы в
общем-то вполне обычно. Во всем остальном она оказалась вполне нормальной
женщиной, аккуратной и доброй. Началось с того, что я занялся поисками
работы. На деньги, заработанные с приднестровских помидоров, был куплен
импортный телевизор, и вскоре жрать стало нечего. Я достал последние сто
немецких марок, заработанные еще в пивном ларьке - кто-то из клиентов
предложил, и я решил сделать вложение в иностранную валюту.
В кармане лежали эти самые марки и два жетона на метро. Я вышел на
Чистых прудах. Зашел в обменник. Дамочка посмотрела на мои сто марок, и ноги
мои подкосились:
- У Вас здесь десять марок, тут нолики наклеены, вот, посмотрите.
Это было сильно. Выходило так, что меня натянули тогда, в ларьке.
Нефига было брать незнакомые деньги. Короче, я побрел в метро. Тетка
сжалилась надо мной, и, мало того, что не вызвала ментов, так еще и отдала
назад фальшивую деньгу. В голове витали очень простые идеи - на эти деньги
требовалось что-нибудь купить. Не может быть, чтоб в таком большом городе
единственным лохом оказался я сам. Главное было решить - что именно купить,
и где, и еще чтоб не сдали ментам и не дали по голове. Я решил ехать на
Киевский вокзал, все же злачное место. Поднялся на эскалаторе. На самом
верхнем пятаке в полумраке, хохлы и хохлухи продавали цветы на столиках. Это
очень прибыльный бизнес. И место такое центровое, хлебное. "Наверняка у них
водятся бабули" - подумал я.
- Можно купить у вас цветов? Вон тех, белых гвоздик. По чем они? Мне
надо одиннадцать штук. Только у меня русских денег нету, одни марки.
Марки пошли по рукам. Полапали их три продавщицы и два их мужа. Все
лапали, нюхали и смотрели, есть ли блестящая лента. Отсчитали сдачу, я взял
цветы, и эскалатор увез меня прочь. Жадность человеческая неугасима. У меня
появилось еще немного денег на продукты, и еще одна надежда, что удастся
приостановить время, и найти наконец-то нормальную работу. Цветы Ира
поставила в вазу.
У Иры был сын Шурик. Шурику шел восемнадцатый год, он был высокого
роста, худой, просто скелет ходячий. Мой друг Олег Карпов позже дал ему
кличку Богомол. В честь жука. Шурик слушал музыку Депеш Мод и во всем
остальном был полным лентяем и лоботрясом, хоть и воспитанным, и еще, на
удивление, очень добрым молодым человеком. Больше всего Шурик гордился
своими бабушкой и дедушкой. За бабушкой Тамарой ухаживал в Тбилиси еще
молодой и не известный всему советскому народу поэт Булат Окуджава, бабушка
его обломала, потому что руку и сердце ей предложил будущий дед Шурика, Ефим
Коган. Дед Ефим в годы войны в Тбилиси, пока весь советский народ сражался с
оккупантами, рисовал картины Сталина, и картины эти, как и положено,
покупались начальниками за очень большие деньги. Дед имел в распоряжении
личный роскошный автомобиль ЗИМ, и, конечно, будущий бард Окуджава незаметно
и без последствий проплыл мимо заветной цели. Бабушка, как и все советские
женщины, была просто женщиной, и сделала по-житейски правильный выбор.
Через несколько дней я сдался в попытках найти приличную работу и
позвонил Жене Бирюкову. Так я попал на работу в охранное агентство. Моим
основным объектом стал разграбленный подвал на улице Тверской, через дорогу