"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автораи вешать, вешать и пытать". Атмосфера словно налилась пламенем. Эйфория.
СКМовцы шарахаются в свой угол, расставляют по периметру своих дружинников - чтоб не путались их нежнейшие чада с нашими ублюдками. Через год от "парламентской оппозиции" останется кучка дерьма. А тут они еще пытаются делать приличное личико. "Мы не экстремисты, мы не опасны, нас не трогайте". НБП выстраивается в прямоугольник. В колонну по восемь. Впереди... Впереди всех - Алексей Голубович. С голыми руками. Впереди всех. Черная куртка, черные штаны, ботинки, борода - как моджахед. Зачем? Конечно, менты его сразу приняли за полководца. Предводителя. Того, кто отдавал приказы штурмовать ОМОН. Ненависть - это все, что можно было прочесть по его глазам на той пленке начала штурма. Внутрь колонны кто-то проносит брезентовый сверток. Оттуда сыпятся древки. Пустые, без знамен. Какие-то неизвестные депутаты пытаются начать митинг. В этой клетке. Тщетно. Все срывается. Нацболы кричат речевки. Начинается прорыв. В сторону улицы Горького ломанулась колонна. Напряглась, протянула знамена, тыча ими в лица и щиты ментов. Сверху вниз - как саблями по головам, каскам? фуражкам. "Вы что же, совсем озверели?" - кричит в нашу сторону получивший древком знамени прямо по фуражке пожилой подполковник, - "Что вы делаете, подкрепление, где подкрепление?" Офицеры уже отдали команды. Ряды ОМОНа сомкнулись еще плотнее. Подошел спецназ - ветераны чеченской войны. Улица Горького - стратегическое место. Прорыв на Тверскую - это очень ощутимое моральное преимущество. Прямой путь на Кремль. Этого позволить нам не в состоянии никто. Николаев остается далеко сзади. За какое-то время до штурма мы обсуждаем отсутствие должных документов. У него - идиотская временная Приднестровье. Он остается в хвосте, я прохожу вперед, мы налегаем на металлические ограждения, чуть-чуть продвигаемся вперед, и все. Встали. Клином ОМОН врывается в нашу колонну и пробивает ее тут же. Насквозь, как лезвие бритвы. Словно шведские рыцари. Тут же появляются первые жертвы. Первые захваченные в плен. Их уложили на землю и принялись избивать. Прямо здесь же. В муку. Гремит взрыв. Кто-то бросил свето-шумовую гранату, горит дымовая шашка. ОМОН просит подкрепление. Колонна разворачивается, и кто-то показывает, что там, в обратном направлении, совсем жиденько. Ментов человек пять, и все. "Вперед!" Толпа национал-большевиков прорывает кольцо и уходит в сторону Нового Арбата. По Садовому кольцу. Голубович все время второго прорыва в шаге от меня. Мы блокируем ограждениями прорывающихся наперерез толпе национал-большевиков человек пять ОМОНовцев, и сами уже никуда не успеваем. Силы не равны. Оцепление смыкается еще плотней, чем прежде. Кругом собаки и лошади с ментами. Я вспомнил Кровавое Воскресенье и казаков. Входим внутрь оцепления. Посреди площади стоит ничего не понимающий Николаев. Такого в Кишиневе, конечно, не увидишь. Любопытно ему было. Не все успели убежать и в эту сторону. Несколько десятков человек повалены на асфальт. Их травят собаками, даже какой-то полковник не поленился. Схватил дубинку. И дубасит всех подряд. По лицам, везде. Тем, кто перед ним, зачастую нет и двадцати. Жестокость неоправданна. Вот оно и "право имею...". За любое право надо платить. Жестокость за жестокость. Нацболы бегут, пока впереди не появляются несколько автоматчиков. Кричат "стой, стреляю". Ю в своем белом свитере пробегает вместе со всеми сквозь |
|
|