"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

Еще я ездил в спортзал. В целях борьбы с ожирением из-за резкой
никотиновой диеты, я таскал штангу, жрал творог и читал французскую
классику. Надо же когда-то было ее прочитать. Всех этих Мопассанов, и так
далее. Было очень познавательно. С каждым днем мои познания о женщинах
росли, и это ни хера не радовало. Понятно было только то, что я, наконец-то,
теперь уже совсем основательно попал. Сел на задницу. Плотно.
Спасение пришло издалека. Как-то глубокой уже ночью раздался звонок
телефона:
- Рома, ты не знаешь, случайно, а какого... такого можно пообещать
химикам, ну, если кругом химзаводы, чтоб им понравилось?
Это звонил Тишин. Из Нижнего Новгорода. Они сидели дома у
нижегородского гауляйтера и рок-музыканта Димы Елькина, пили чай и пытались
сочинять черновую концепцию предвыборной кампании для кандидата в депутаты
Государственной Думы на дополнительных выборах по Дзержинскому
избирательному округу. Кандидатом был наш общий старый знакомый. Его имя -
Эдуард Лимонов.
На вокзале в Нижнем Новгороде меня встретили Елькин, Слон и Василиса.
Все кругом было серое, и мы сами были какие-то серые. Я был однажды до этого
в Нижнем, с концертом. Дима Елькин был обычным нижегородским жителем, с виду
и не скажешь, что этот парень - экстремист, под руководством которого
городские панки бьют стекла в магазинах и офисах демократических партий, и
ходят на митинги, выражая протест против американской помощи косовским
албанцам, или еще по разным там бессмысленным и, наоборот, самым
многозначительным поводам.
Дима жил в обычной многоэтажной панельке. Его родители когда-то
работали на всем известном автозаводе ГАЗ, но это было уже давно. Мама пекла
изумительный, пышный желтый хлеб. Его невозможно было резать - он рассыпался
в руках, как украинская паляница, и был ужасно вкусный. По хлебу я, было,
решил, что Дима - хохол. Что, однако, не подтвердилось в дальнейшем никакими
фактами. Слоном был черноволосый кудрявый парень из МГУ, изгнанный оттуда
будущий шифровальщик. Его родители были учеными и жили здесь же. А Василиса
была на тот момент его девушкой, имела красные волосы и желание помочь всем
своим присутствием.
Мы поехали к Елькину домой, немного пересидели и двинулись в Дзержинск.
С первого знакомства я пребывал в полном и решительном ужасе от увиденного.
Кругом наблюдалось решительное запустение. На улицах кругом лежали толстые
слои мусора. Лед никто и не собирался сбивать на тротуарных дорожках,
поэтому кругом был лед и вода. Было жутко скользко. Так, что можно было бы
убиться. По городу ползали доисторические трамваи.
Мы сняли квартиру в центральной части города, на последнем этаже,
кажется, трехэтажного здания. Столетний дом трясся при приближении каждого
трамвая - за окном шли рельсы. И, наверно, самое страшное - это воздух.
Воздух был полностью отравленным. Он имел неестественный голубоватый цвет
стеклоочистителя и удушающий запах. Это было связано с тем, что Дзержинск
был одним, наверное, из крупнейших химических центров России. Это город
химзаводов. Они шли один за другим, рядами. И были везде. Только химзаводы.
В снятой нами квартире, исполнившей в дальнейшем роль головного
предвыборного штаба, было две комнаты, разделенные деревянными
перегородками, вытянутая прихожая, крошечная кухня, колонка, разбитая ванная
и микроскопический туалет, который сразу начало затапливать. Мы привезли от