"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

и власть практически лежит у тебя под ногами, а спецслужбы состоят сплошь из
пьяниц и мордатых шпиков начала двадцатого века, эдаких дурней с огурцом в
кобуре. "Есть, где развернуться. И мы обязаны развернуться здесь, захватить
все, совершить революцию".
Вечером я постелил Лимонову и его охраннику общую постель, на полу в
пустом зале. Лимонов смутился и попросил перестелить на две. Классику
достался обычный полосатый матрасик прямо на полу, поскольку мебели все
равно не было.
На следующий день приехали репортеры нашего местного независимого
"60-го канала", сокрушаясь, почему у меня дома нет партийного флага, чтоб
повесить его сзади интервьюируемого писателя. И сняли достаточно
уважительный материал. Им было, конечно, глубоко наплевать на Партию, просто
это мои старые добрые знакомые, и им то же нравилось лимоновское творчество.
Разговор зашел о вере. И о грехах человеческих. Тема классика оживила.
Лимонов поежился так, бодро, обхватил себя руками, засмеялся и отметил:
- А мне в грехах тепло. Они от холода согревают.
Вечером я включил Лимонову "Бойцовский клуб" - фильм, который, по
мнению многих, вскоре стал для партии таким же культовым, как для хиппи
какая-нибудь лента Кустурицы. По его окончании, классик встал, и,
покрякивая, направился в туалет:
- Хороший фильм, но все равно в концовке все высмеяли!
Слава яйцам, ночью Лимонов спокойно уехал обратно в Москву. Я
перекрестился, что никого за это время не посадили и не убили. Лимонов на
прощанье подарил собственной рукой подписанный коллекционный фотоальбом со
своими черно-белыми фотографиями. Вскоре, летом, приехала в гости моя мама,
и, перелистывая в этом альбоме приднестровские снимки, где он сидит в нижнем
ряду с добровольцами, сжимая автомат, вскользь заметила:
- Ну, Лимонов, ну и позы у него! Посмотри, он ствол автомата тут обнял,
прямо как свой член. Разве так оружие держат? Посмотри на других!
Моей маме, на самом деле, нравилось лимоновское творчество. Глядя на
его фотографию с первой супругой, Еленой, она как-то отметила:
- Если бы эта самая Елена его не бросила, он бы вообще никем никогда не
стал. Так и просидел бы всю жизнь у ее красивой жопы. Родила бы ему ребенка,
или двоих, и все. Посмотри, какой он тут пылкий и влюбленный. И ничего ему
не надо. Покорный муж. Вот что жены иногда делают.
Вообще-то я и сам знал, что такое эти самые жены. А мама даже вступила
потом, летом 2002 года, в его партию, и имела партбилет. Это просто
приднестровский юмор такой. Из солидарности с незаслуженно обиженными. И ей
казалось, что власти маленькой республики ПМР тоже совершенно незаслуженно
обидели писателя:
- Ну, жмоты, ну чего ж не дали Эдичке медаль защитника Приднестровья,
он вон сколько про него написал. Весь мир читает, да и все равно ж приезжал,
мало ведь кто тогда из писателей тут был, все за свои жопы держались. А эти!
Пожалели, медальку, уроды.
Мама иногда чувствовала себя в оппозиции к Смирнову. Я ее, конечно же,
понимал.
Обстановка на самом деле накалилась до предела. Все ждали какой-то
развязки. Наверное, и сам писатель ждал ее не меньше. В Московский бункер
шли странные звонки, и однажды все ж пришло уже абсолютно точное известие.
По всем телеканалам сообщили, что 7 апреля на пасеке Пирогова была