"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

спортивного азарта себе доказать. Ю сама выбрала объект, продумала
проникновение и сделала все исключительно быстро и четко. "Старшие товарищи"
не стали возражать, поскольку Ю была несовершеннолетней, и ей это ничем не
грозило. Так и вышло. Дело закончилось постановкой на учет в детской комнате
милиции, где к тому времени стояло уже нацболов человек десять.
В середине марта, незадолго до ареста, по моему приглашению в Брянск
приехал Лимонов. Я уже несколько лет собирался показать классика брянской
общественности, но, судя по известным признакам, возможность сия
улетучивалась с каждым днем. Я ни минуты не верил в то, что Лимонова оставят
на свободе после такого шухера. Все эти Бобы Денары и Че Гевары рано или
поздно заканчивают либо тюрьмой, либо смертью. Так что затащил его к нам
практически силком. Провели собрание нацболов, приволок почти за ухо местных
журналистов.
Лимонов гулял по заснеженному Брянску, романтическим взглядом окидывая
окрестности:
- А как центральный проспект называется? Проспект Ленина? Надо, на
самом деле, чтоб в каждом городе называли проспекты именами всех великих
людей, а не только одного Ленина. Ну, там еще проспект Сталина, проспект
Муссолини, проспект Гитлера...
Мне было плевать на великих людей. Брянск стабильно бесил символикой
советской эпохи - маленькими уродливыми скульптурами Ленина в каждом районе,
иррациональными названиями улиц. Будь я мэром Брянска, непременно
переимоновал бы все эти неисчислимые улицы 3-го Интернационала, 22 съезда,
Брянской пролетарской дивизии, Куйбышева, Ульянова, Ленина и иностранных
леваков, пострадавших за дело социализма. Из самого пролетарского района
Брянска - Бежицы я бы с удовольствием слепил маленькую Одессу. С именами, от
которых пахнет морем, рачками и жареными бычками. Екатерининская,
Ришельевская, Греческая, Большая и Малая Арнаутская, Французский бульвар...
Я тем временем шагал по проспекту Ленина вдоль оврага, и вспоминал свои
четыре года, пьяного деда Мишу у печки на Ленинском. Дед Миша, исподлобья
кивая куда-то в сторону избушки соседа-коммуниста, пел, осмелев от бабулиной
горелки.

Черный ворон, Черный ворон
Что ты вьешься надо мной
Ты добычи не дождешься
Черный ворон я не твой

"Черный ворон - это черная машина. Она увозит по ночам тех, кому не
нравится советская власть". Дед по пьяни лез в политику. Слава Богу, это
никого вокруг решительно не интересовало. В четыре года я даже не пытался
понять, как к нашей избе подъедет черная машина. Лошадь и сани. Никаких
машин в помине не было.
Классик увлеченно рассказывал, что только в России сейчас можно
заниматься чем-нибудь серьезным. Везде радикалов-революционеров поприжали. В
США за ним по пятам ходили ребята из ФБР, там никто не дернется - все
схвачено на века. Все под контролем. В Европе то же несладко, только в
России более-менее полноценная среда, бардак, продажные все, некогда им...
Писатель-революционер именно в России отыскал-таки ту самую комфортную
"тарелку", где, по крайней мере, не запрещалось мечтать о том, что ты велик,