"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

дал ему кличку "Пугачев". Мы вышли на улицу, к его машине. Между сиденьями
лежали две лопаты - совковая и штыковая. Я, было, решил, что у Алексея
случились в его малом бизнесе проблемы и пришлось кого-то убрать и
закапывать. Оказалось, просто маршрут очень сложный, и машину реально
приходилось несколько раз вызволять из снега. Голубович приезжал в Брянск
еще раз пять или шесть. Мы выезжали далеко в лес и подолгу обсуждали будущее
России и то, как надо действовать. Он искренне считал, что никаких
компромиссов и политических решений не существует - стране нужен тотальный
слом режима. По его глубокому убеждению, остановить падение способно только
восстание, а никакие не митинги и концерты. Голубович много читал, и, к тому
же, был в своем далеком Магнитогорске частным предпринимателем, имея
небольшой магазин спортивного питания. Этот магазин кое-как помогал сводить
концы с концами - у Алексея были очень пожилые родители, и он заботился о
них, как мог.
Лимонов попросил приехать меня в Москву. Мне уже был хорошо знаком этот
старый дом на Арбате, недалеко от магазина "Самоцветы". Стояло свежее
морозное утро. В моем кармане лежал туго забитый косой. Марихуана без
обмана. Минут через десять осколки жизни покачнулись в разные стороны, ах,
эта бесцеремонная, злая московская природа! Ну как можно жить, когда нависло
над головой это мрачное, серое небо, нависло больше чем на полгода! Я
вспомнил про стаи летающих космических поросят, про их шевелящиеся пятачки и
хитрые маленькие глазки. Нажал кнопку этажа. Пятачки сблизились. Лифт
поехал.
Прошли на кухню. "Ну что же, пусть идет - как идет", - подумал я.
Наверное, есть в этом мире некая закономерность и неизбежность. Передо мной
сидел обреченный человек. Видно было, что он сильно напуган. Как будто
абсолютно голый сидел в этой чужой московской квартире живой классик. Кухня,
похоже, была одновременно и библиотекой, и местом для разных конспиративных
там сборищ. Только сейчас казалось, что всякая конспиративность уже
абсолютно условна и более неуместна. Что в этой квартире дышат стены, и тут
вообще все живое, как в каком-нибудь фильме ужасов, где шевелятся
омертвевшие формы. Лимонов предложил чаю. Я не отказался. Налил большую
кружку.
- Здесь, конечно же, все прослушивается кругом, - невзначай заметил он.
Как будто я и сам не догадался бы, что его прослушивают. Наверняка еще и
подглядывают.
Лимонов взял какие-то огрызки бумаги, наверное, из-под рыбы, такие,
желто-коричневого цвета. Взял карандаш и накарябал куриным, неразборчивым
почерком: "Нам нужно оружие, деньги есть: автоматы - штук пятьдесят,
пистолеты - штук десять, гранатометы - штук десять, гранаты к ним - много,
просто лимонки - много. Найди, где купить. Нужно быстро".
Я посмотрел, и приписал: "Хорошо, но не обещаю. У меня подобных
знакомых не очень много".
Бедный писатель глядел на меня своим отстраненным взглядом. Его уже не
было здесь. Лимонова окружили поросята, и он летел вместе с ними, вскидывая
руку вверх с выколотой на плече гранатой лимонкой, и кричал "Да, смерть!".
Он летел над великой Чуйской долиной, и я решил, что сразу после Казахстана,
колонны национал-большевиков обязательно изменят маршрут, и захватят ее
первой.
"У меня в Приднестровье еще два автомата прикопано. Можешь их вывезти