"Григорий Иванович Коновалов. Вчера (Повесть) " - читать интересную книгу автора

За что он мучает меня? Ведь никому я не сделал зла", - думал я.
Взгляд мой упал на камень - и в голове моей мелькнула страшная мысль,
но я испугался этой мысли и отбросил ногой камень.
- Больше терпеть не буду, - сказал я. - Расскажу о тебе учителю и
дедушке.
- Жалуются только трусы и ябедники. Я тебе зла по желаю. Я люблю тебя.
Можешь ли помочь мне, Андрейка?
- Помочь - это другое дело.
Микеша поправил воротничок моей рубахи, тяжело вздохнул.
- Понимаешь, Андреика, мне нужна рыба свежая...
Мать захворала. Угостить надо ее. А твой дед наловил рыбу. Под сараем
она вялится на веревочке. Последний раз уважь, а?
- Только последний раз, - сказал я, пряча его мешок за пазуху.
Словно в бреду, шел я к сараю. Нужно незаметно пройти мимо дедушки,
вытащить из-за пазухи мешок, положить в него карасей и так же незаметно
отнести з кусты. Это не только страшно, ото гадко, унизительно, но зато
последний раз. А потом начнется другая жизнь.
Едва я вошел под сарай, как в дверях появился дедушка. Участливо
взглянув в глаза мои, он спросил:
- Хвораешь, Андреика? Белый с лица-то.
- Ни-ничего, - запинаясь, ответил я. И заметил, как взгляд деда
скользит по моему лицу вниз. Я невольно проследил за этим щупающим
взглядом и увидел, что из-за пазухи торчит мешок.
- Это что за тряпка? - небрежно спросил дедушка, выдергивая мешок.
Что-то жесткое сверкнуло в его серых глазах.
Страх перед Микешей и ненависть к нему, угроза разоблачения, сознание
своей вины оглушили меня. Будто сквозь сон, слышал я слова деда:
- Что ты делаешь, Андрей?
И та самая костлявая рука, которую я всегда любил, угрожающе поднялась
над моей головой. Я зажмурился но рука легко опустилась на мое плечо.
Лучше бы дед ударил, чем обнял.
- Пойдем, внук, хворосту нарежем, - весело сказал дед и. не дожидаясь
моего согласия, взял меня за руку.
На берегу пристал к нам Микеша. Меня удивило то нагловатое спокойствие
и достоинство, с каким он сказал:
- Еремей Николаевич, ты очень нсмолодел.
- А чего мне стареть, - ответил дедушка, загадочно блестя глазами. Он
срывал по пути щавель, угощал нас.
"Почему они притворяются? Ведь оба знают, что я вор, а, видишь, как
весело говорят", - думал я. И мне хотелось, чтобы ничего не было: ни
мешка, ни воровства, ни унижения, ни притворства, - а были бы только вот
эта зелень луга, голубизна неба, солнце, сочная трава и луговой чеснок под
ногами, шиповник в душистых розовых цветах.
Подошли к кустам краснотала. Дедушка достал из кармана складной нож.
Нагибаясь, он срезал прутья, почти не глядя на них. Я следил за его
руками, большими, костлявыми, и удивлялся тому, что они, словно зрячие,
безошибочно выбирали в кустах прямые тонкие талинки. Нарезав два больших
пучка, дедушка выпрямился.
- Ребята, подойдите ближе, - позвал он.
С полной готовностью понести любое наказание я подошел к дедушке и,