"Александр Терентьевич Кононов. Зори над городом " - читать интересную книгу автора

самому его носу.
Он осторожно принял унизанные перстнями пальцы и, легонько подвинув их
книзу, пожал.
Дама подняла брови, изумленно посмотрела на Гришу и позвала жалобным
голосом:
- Жан!
Возникший словно из-под земли беззвучный лакей почтительно раскрыл
входную дверь, и Шумов стал спускаться по великолепным ступеням в некотором
недоумении: что-то, кажется, получилось не очень ладно. Если его в самом
деле приняли репетитором, почему бы тогда не начать урок сразу? Если не
приняли (хотя мадам и сказала "можно попробовать"), почему не объявили об
этом напрямик?
Одно было несомненно: в чем-то он не соблюл "декорума" и
вице-губернаторша осталась им недовольна. Это он чувствовал безошибочно.
Однако на следующий день, когда он явился на Каменноостровский ровно в
семь часов вечера, все обошлось вполне благополучно. Гриша познакомился с
Коко, своим будущим учеником, маленьким лицеистом, затянутым в кургузый
однобортный мундирчик.
Таких школьников - из привилегированных учебных заведений - ему еще не
приходилось встречать.
Лицеист оказался обыкновенным мальчишкой, бледненьким, немного робким.
И довольно понятливым: заниматься с ним будет нетрудно, это выяснилось на
первом же уроке.
Наконец-то жизнь если и не дарила Шумова улыбками, то и не очень теперь
хмурилась!
Он нашел (или для него нашли) занятие вполне по плечу ему, с оплатой,
на которую он и не мог даже рассчитывать. Кончились унылые и чем-то все-таки
унизительные странствования по Питеру с "Нашим путем" под мышкой.
Но главное - он встретился с таким человеком, как Оруджиани. На
знакомство с этим студентом Гриша возлагал большие, хотя и смутные надежды.
А Барятин? Какой славный! Чудак, все толкует о своем эгоизме. Это ж
форменная чепуха!
А то, что он и Оруджиани не одного поля ягода, бывает: встретятся в
пути два хороших человека и не понравятся почему-то друг другу.
Вот наступит время, узнает он их обоих как следует и сведет вместе:
пусть познакомятся поближе. Обязательно это надо сделать!
Поглощенный такими приятными думами, Гриша шагал, не глядя по сторонам,
с Каменноостровского к себе домой, на Черную речку. И хотя он и не глядел по
сторонам, но все-таки заметил: какая-то девушка, поравнявшись с ним,
нерешительно замедлила шаг, почти остановилась. Он повернул голову: это была
внучка больной актрисы.
Гриша еще не научился скрывать свои чувства, и радость, отразившаяся на
его лице, девушке, видимо, понравилась.
Помахивая коленкоровой папкой с завязками, на которой была вытиснена
серебряная лира, она сказала независимо:
- Слушайте, я, правда, не знаю даже вашей фамилии...
- А я вашу знаю, - перебил Гриша. - Вы Таланова!
- Нет, я Кучкова. Таланова - фамилия моей бабушки. Да вы ведь были на
защите диссертации моего отца. Это, впрочем, не имеет особого значения. Я
хотела с вами совсем о другом... Слыхали вы об истории, случившейся в театре