"Александр Терентьевич Кононов. Зори над городом " - читать интересную книгу автора

кистями; кажется, такая одежда носила название хитона.
Удивительной ему показалась и манера Ирины Сурмониной здороваться - она
протянула ему левую руку, хотя правая у ней ничем не была занята. На всякий
случай он тоже подал ей левую руку.
Самуил сразу же забегал по комнате, начал говорить о своих замыслах, о
поэме, голос у него звучал глухо - это всегда с ним бывало, когда он
волновался.
Не слушая его, Сурмонина пристально разглядывала Гришу.
Смутить его хотела, что ли?
От одной этой мысли он сразу ожесточился и почувствовал, что привычная
застенчивость, которую ему так старательно приходилось скрывать от
постороннего глаза, исчезла бесследно.
Он огляделся по сторонам, куда бы сесть. Вместо обыкновенных,
человеческих стульев здесь стояли какие-то мягкие табуреточки, крытые
полосатым шелком. На одну из них он и уселся, не дожидаясь приглашения;
Самуил при этом страдальчески поморщился.
Прямо перед Гришей висел портрет мужчины с непреклонным выражением
бритого лица. Он узнал в нем известного киноактера Мозжухина.
В углу стояло пианино, на выступе камина белели статуэтки, - судя по
всему, квартира была богатая.
Ирина Сурмонина вдруг вскочила с кушетки и весело захлопала в ладоши.
- Да ведь это он! - закричала она со смехом.
- Ириночка, объяснитесь, - озадаченно сказал Персиц, прерванный на
полуслове.
- Я глядела, глядела... Он! Кто бы мог подумать? Правда, вы, Сэм,
говорили: Шумов Григорий. Но мало ли Шумовых на свете. Вырос-то как! И все
такой же сердитый.
- Ириночка, объяснитесь.
- Сейчас, Сэм, умерьте свое любопытство. Что вы меня не узнали, Шумов
Григорий, это понятно - наша сестра меняется быстрее, чем ваш брат, - но
фамилия-то моя разве ничего вам не говорит?
Поглядев на растерянное Гришино лицо, Сурмонина с хохотом упала на
кушетку.
Смех так ее одолел, что она даже слезинку смахнула с ресницы мизинцем.
- А "Затишье"-то неужто забыли? - еле проговорила она, захлебываясь
смехом. - Ксению Порфирьевну? Маму мою?
- "Затишье"? - воскликнул Гриша. - Перфильевна!
Какая-то тень мелькнула в выпуклых глазах Сурмониной. Она перестала
смеяться:
- В просторечии - Перфильевна. Аксинья. Это вы запомнили. Как же
фамилию-то забыли?
- А я никогда ее и не знал. Все, бывало, "Перфильевна" да
"Перфильевна".
- Мило!
Ирина Сурмонина закинула руки за голову, глубоко вздохнула:
- Боже мой, как все это живо в моей памяти! Все, ну решительно все
помню... И как вы вдвоем с другим мальчишкой, маленьким латышом, пугали нас
с сестрой. И как вы сломали нашу игрушку - коня на колесиках...
- ...и как нас обоих драли за это.
- И как вас драли.