"Константин Иванович Коничев. Русский самородок (Повесть о Сытине) " - читать интересную книгу автора

Мальчик, столь провинившийся, не перечил и не упрашивал о милосердии.
Умел воровать - умей и ответ держать.
- Уж если за нерадивость к изучению грамматики хлещут отрока, то за
нарушение заповеди господней и сам бог велел!.. - Зажав между своих ног
голову Афоньки, Шарапов вознамерился его отхлестать как следует, по всем
правилам житейской строгости, но сжалился и легонько стал охаживать Афоньку
ремнем, приговаривая:
- Будь у меня твердый характер, как у протопопа Аввакума или у
Никиты-пустосвята, всего бы тебя, Афонька, исполосовал вдоль, поперек,
наискось и в крестики. Ладно, хватит с меня и этого для успокоения твоей
совести и страха ради. Не воруй! Натягивай штаны и читай "Богородице, дево,
радуйся".
Ванюшка Сытин стоял стиснув зубы: богобоязненный хозяин, сам похожий на
угодника божьего - глаза к небу, будто все там увидеть хочет, или видит, да
от других таит, а ноздри раскрытые, способные вынюхать все земное. Да, этот
старик сродни древним староверам, учинявшим драки в соборных прениях.
Долго рыдал Афонька, навалившись брюхом на прилавок. Провожаемый
недобрыми взглядами, Шарапов ушел в молельню замаливать свой "тяжкий" грех.
- Речено бысть: против зла сотвори благо, но, господи милостивый,
сказано есть: приидите, чада, послушайте мене, страху господню научу вас.
Господи, да не яростью твоею обличиши я, грешный, Афоньку отрока, но гневом
моим невоздержанным наказаше его. И на тя, господи, уповахом не постыжуся
вовек...
Торговля Шарапова книгами и лубочными картинками у Ильинских ворот шла
выгодно. Хозяин богател; но куда ему, бездетному старцу, богатство? Он и не
спешил широко развернуться. Много времени уделял своей молельне. Любил
пребывать в молитве, полагая этим легким способом достичь "жизнь вечную".
Приказчики все же понемножку воровали, запускали руку в кассу, таинственная
цифра, обозначавшая скидку от запроса при продаже уникальных книг,
оставалась, как правило, в их карманах.
Но так или иначе, дело двигалось. На ярмарках в Нижнем Новгороде с
каждым годом отличался и укреплялся в доверии хозяина Ванюшка Сытин. Он был
деловит, старателен и безупречен. Хозяин назначил ему "цену" - пять рублей в
месяц, и должность не мальчика, а помощника заведующего ярмарочной лавкой,
которому доверено товару на несколько тысяч рублей.
В бойкие ярмарочные дни в Нижнем Новгороде надумал Сытин, впервые в
торговом деле, доверять продажу картин и лубочных книжек посторонним людям
на комиссионных началах, однако на небольшую сумму.
Из всех московских книжных торговцев и в Москве, и на ярмарках
выделялся издатель-лубочник Морозов. Не в пример Шарапову и другим, Морозов
обогащался очень быстро. К его бойкой торговле стал присматриваться Сытин,
особенно с тех пор, как узнал Морозова поближе и услышал, с чего и как он
стал богатеть. А начал ни с чего, вот это-то и поразило Ванюшку.
Пришел тот Морозов в Москву из Тверской, соседней губернии, в лаптях,
двугривенный в кармане. Сколотил ящик, купил луку зеленого. Ящик на лямке
через плечо, ходит Морозов с утра пораньше по дворам и кричит:
- А вот кому луку, зеленого луку!..
Стал, также с лотка, торговать колбасой. Потом придумал и сам сделал
машинку: сообразил, как можно из железных листов пуговицы с четырьмя дырками
"чеканить". А это помогло ему обзавестись ручным станком для печатания