"Анатолий Фёдорович Кони. Нравственный облик Пушкина " - читать интересную книгу автора

фантазия отправляется все-таки от существующих форм". Поэтому он
подсмеивался над упорными усилиями обширной аргументации отрицателей
существования бога. "К чему такие старания, если его действительно нет?" -
спрашивал он. К библии и к евангелию Пушкин относился с величайшим
интересом. Он увлекался ими и глубоко вдумывался в их содержание.
Рекомендуя сыну своего друга князя Вяземского пристально и постоянно
читать книги священного писания, Пушкин называл их "ключом живой воды"
Религиозность его проявлялась не только в удивительных по форме и силе
отдельных стихах и целых произведениях, как, например, переложение молитвы
св. Ефрема Сирина ("Отцы-пустынники и жены непорочны"), не только в
изображении могучей веры Кочубея, не поколебленной и его горьким концом,
но и в формах, освещенных народным чувством. В тоске своего
принудительного уединения в Михайловском он вызывал пред умственным взором
образы тех, кого господь наделил высоким творческим даром и "всеобъемлющей
душою" Признавая одною из важнейших задач церкви проповедь учения
Христова, Пушкин видел в последней и одно из средств умиротворения
завоевываемого нами в то время Кавказа. Говоря, в своем "Путешествии в
Арзрум", об укрощении ненависти к нам черкесов - посредством их
обезоружения или привития к ним более утонченных потребностей, - он
замечает, что есть, однако, средство более сильное, более нравственное,
более сообразное с просвещением нашего века, - проповедание евангелия, о
чем Россия до половины тридцатых годов и не подумала. Он ставит очень
высоко миссионерство. "Надо препоясаться и идти с миром и крестом", -
восклицает он и рисует примеры святых старцев, мужей веры и смирения,
скитающихся по пустыням в рубищах, часто без обуви, крова и пищи, но
оживленных теплым усердием. "Какая награда ожидает их? - спрашивает он: -
обращение престарелого рыбака, или странствующего семейства диких, или
мальчика, - а затем нужда, голод, мученическая смерть"...
"Кажется, - заключает он, - для нашей холодной лености легче, взамен
живого слова, выливать мертвые буквы и посылать немые книги людям, не
знающим грамоты, чем подвергаться трудам и опасностям, по примеру древних
апостолов и новейших римско-католических миссионеров". Придавая высокое
значение миссионерству, Пушкин требовал, однако, чтобы, идучи с проповедью
христианства, оно было, вместе с тем, само исполнено христианского духа
любви и терпения. "Терпимость вещь очень хорошая, - писал он, - но разве
апостольство с ней не совместно?"Сознательная вера, - а таковая несомненно
жила в душе Пушкина, - проникает внутренний мир человека и отражается на
отношениях его к людям. Она, по глубокой мысли Хомякова, является одним из
высших общественных начал, ибо само общество есть не что иное, как видимое
проявление наших внутренних отношений к другим людям и нашего союза с ними
Отталкивающие черты этого образа веют таким холодом, что убивают
возможность насмешки. Создавая его, художник следовал мысли своего
любимого учителя Пушкина, который характеризовал эгоизм как явление часто
отвратительное, но отнюдь не смешное, ибо он "отменно благоразумен". Это
последнее свойство требует известной сдержанности и самообладания. Когда
их нет, эгоизм утрачивает свою неуязвимость для смеха. "Есть люди, -
говорит Пушкин, - которые любят себя с такою нежностью, удивляются своему
гению с таким восторгом, думают о своем благосостоянии с таким умилением,
о своих неудовольствиях с таким состраданием, что в них и эгоизм имеет всю
смешную сторону энтузиазма и чувствительности" Проповедь благородного