"Виктор Конецкий. Шаловливый гидрограф и южак в Певеке ("Фома Фомич Фомичев") " - читать интересную книгу автора

нравилось. Я поднялся в рубку, позвонил в машину и попросил вахтенного
механика на мостик. Потом позвонил старпому - он был вахтенным штурманом, но
нормально дрых в закрытой каюте - и приказал поднимать боцмана, матросов и
заводить добавочные концы, ибо ветер давил с берега, а судно было в
полугрузу и уже высоко торчало бортом над причалом.
Мне доставило удовольствие сообщить обо всем этом Арнольду Тимофеевичу.
На море есть много всевозможной отвратительной работы. Заводка добавочных
концов в хороший ветер в середине ночи тоже не мармелад.
Явился вахтенный второй механик, умеющий сидеть в пригородном автобусе,
когда вокруг качается два десятка дачниц. На мой приказ, отданный, конечно,
со словами "прошу", "пора бы" и "не тяните кота за хвост", о приготовлении
машины в связи со штормом второй механик сказал, что он не карла и без
личного приказа деда и пальцем не дотронется до дизеля. Ну что ж, он вел
себя точно так же, как на его месте вел бы себя я.
Пришлось звонить деду. Он не стал спрашивать, что, почему и зачем,
сказал:
- Буду через пять минут.
Первым из палубной команды вылез на свет божий Рублев. По всем правилам
попросил разрешения войти в рубку, поизучал обстановку, заявил, что тут не
только барану, но даже и психологу ясно, что добавочные концы заводить
придется.
- Это, значить, ты меня вроде бы бараном обозвал, а? -спросил я.
- Ни в коем разе! - заверил Рублев. Немного поблеял бараном:
попробовал, так сказать, голос. И очень толково подсказал, что не мешало бы
завести в корме вместо штатного кранца бухту старых тросов. Есть у них в
форпике такая бухта, а южак только еще начинается и даст прикурить как
следует; он, Рублев, однажды здесь так кувыркался на "Анадырьлесе", что...
такого и незабвенный майор Горбунов, который майором служил испокон веку и
изъездил на верном коне всю Россию и многое видел, но такого безобразия, как
тогда в Певеке на "Анадырьлесе", никогда не видел, хотя во всех
обстоятельствах его жизни прямо или косвенно принимала участие нечистая
сила. Закончил эту чушь Рублев голосом стармеха:
- У нас тогда нюансы были по нулям, валы стучали в машине оглушительно,
а поршни цилиндров купались в масле!
И я хохотнул, как обыкновенный мальчишка, потому что это любимая
присказка деда в щекотливые моменты, когда щекотливые для стармеха моменты
надо перевести в юмористическую плоскость.
- Ну и чего вы расхохотались-то на этого попугая? -опять голосом Ивана
Андрияновича спросил Рублев.
И я не сдержался и прыснул пуще прежнего. И тут обнаружил рядом
натуральные уши натурального стармеха, а не рожу Рублева, которого и след
простыл, как будто имитатора сдуло южаком за дальность видимого горизонта.
Ивана Андрияновича Рублев уважает и побаивается.
- Прости, Андрияныч, - сказал я. - Надо машину готовить. А второй
механик мне в этой маленькой просьбе отказал. Без твоего личного приказа
готовить не хочет. Если веревки порвем, таких дров на рейде наломаем, что
все прокуроры оближутся.
Иван Андриянович, покряхтывая со сна и тихо чертыхаясь, минуты две
изучал пейзаж рейда и гидрометеопейзаж сквозь залепленные мокрой грязью окна
рубки.