"Виктор Конецкий. Шаловливый гидрограф и южак в Певеке ("Фома Фомич Фомичев") " - читать интересную книгу автора

Слово "директор" повлекло воспоминание о том, как Фомич служил в
подразделении недалеко от зверопитомника-совхоза, директор которого был
передовик и маяк, и потому к нему ездил в гости сам командир. Время было
послевоенное, и какой-то враг выломал доску из забора, окружающего
прогулочную территорию зверей, то есть из их, значить, как бы парка культуры
и отдыха. И все песцы и чернобурки рванули на свободу в тундру. Тут
передовому директору зверосовхоза засветила статья Уголовного кодекса. И
маяк позвонил дружку, а тот по боевой тревоге поднял солдат и бросил в
тундру на обратный, значить, отлов зверья. И вот Фома Фомич и другие
солдатушки-братушки беглое зверье переловили вручную поштучно в ентой
проклятой тундре и лесотундре.
Сам факт проведения необычной операции не оставил в памяти Фомича
какого бы то ни было неприятного осадка, ибо воины четко понимали, что
времена тяжелые и родине нужны шкуры, но вот то, что зверей кормили творогом
и даже измельченными яйцами, заставило Фомича и нынче здорово ругануться, и
тем он сомкнулся с Рублевым, которого возмущают рационы белых медведей в
зоопарке. А я подумал, что ловить песцов и чернобурок вручную, пожалуй, и
посложнее выйдет, нежели загонять обратно в резервацию философствующего
американского мускусного быка при помощи вертолета.
Гейзер возмущения, направленный в сторону бесстыдных гурманов - куниц,
песцов и чернобурок, стоил Фомичеву посошка. Галина Петровна, промолчавшая,
как копченый муксун, весь шикарный ужин, тоже взорвалась, выхватила из рук
супруга сверкающую всеми цветами спектра рюмку и велела драйверу лезть в
койку. Мне она объяснила, что после аварии у Фомы Фомича часто и без рюмки
болит затылок, -так болит, что никакие таблетки не помогают.
Я это замечал и даже отметил, как мужественно умеет перемогать боль при
окружающих Фома Фомич. Ведь мы любим пожаловаться на боль - она вроде даже
слабеет от жалоб. Быть может, наука еще объяснит это самовнушением или
чем-нибудь психическим. А Фомич еще ни разу не пожаловался ни на какое
недомогание, хотя устает куда больше меня.
Пожелав супругам спокойной ночи, я отправился читать воспоминания о
Вавилове под музычку "Маяка". Купил воспоминания на почте Певека.
Я читал о Вавилове и глубокомысленничал.
Сколько существует формулировок того, чем наука отличается от
искусства! А в сущности - так просто. Искусство обязано помогать человеку не
терять веры в смысл короткого и парадоксального, вообще-то, пребывания на
свете; и делать это при помощи возбуждения в человеке ощущения красоты и
наслаждения от нее. А наука не способна убить в человеке припадки ужаса от
сознания бессмысленности и глупости существования. Наука заботится о
материи. Имеется в виду не ученый-творец, а потребитель его трудов, то есть
не создатель телевизора, а телезритель. Так вот, если телезритель будет
смотреть на шикарный телевизор, то это не поможет спастись от петли в тяжкий
момент жизни; а если он увидит в тяжкий момент на экране "Сикстинскую
мадонну" или "Жизель", то, может быть, и не повесится.
Около ноля вспомнил шалуна в медизоляторе и решил, что он проспался и
пора отправить старика домой, пока на берегу не подняли полундру по поводу
его исчезновения.
Я растолкал Бобринского только минут через пять. Отверзши глаза, он,
конечно, не мог понять, где он находится и что медицинская обстановка вокруг
обозначает.