"Виктор Конецкий. Невезучий альфонс" - читать интересную книгу автора

К счастью, тут я обнаружил портрет капитана дальнего плавания Ивана
Александровича Мана. Он первым водил "Обь" в Антарктиду, а во время войны
проявил огромное количество какого-то уже запредельно-бесшабашного мужества,
когда угодил в штрафбат и высаживался в Констанце. Так вот, фамилию Ивана
Александровича тоже переврали, и значился он как МААН -- два "а" в середине. И
я утешился, плюнул на "мраморную слизь" и решил выкинуть историю из головы. Не
тут-то было! Зимой "Голубые дороги Родины" привезли в родной Ленинград и
развернули уже в нашем Манеже. На выставку занесло одного моего высокого
морского начальника, Героя Социалистического Труда. И вот, когда он обнаружил
бронзовый бюст рядового судоводителя, а такое вообще-то положено при жизни
только настоящим дважды Героям, то начальник так обозлился на мою нескромность,
что к чему-то придрался и сделал мне дырку во вкладном талоне к диплому, а
затем отправил меня вне очереди на Охту на курсы повышения квалификации
комсостава флота.
Но и это не конец. Где-то еще через год звонит Гена и спрашивает, нет ли у меня
знакомых в Прокуратуре СССР. Я отвечаю, что пока нет, но в будущем все
возможно. Он орет, чтобы я прекратил шутки, потому что легендарный бюст, когда
"Голубые дороги Родины" везли уже с Дальнего Востока в Клязьму, на родных
сухопутных железных дорогах сперли. Из Хабаровска мое бронзовое многопудье
уехало, а в Клязьму не приехало.
Я говорю, что это вполне естественно и еще раз иллюстрирует любовь ко мне всего
нашего великого народа.
Генка обозвал меня идиотом и объяснил, что бронзу воруют даже с могильных
надгробий: делать какие-то втулки для передних или задних подвесок "Жигулей".
Я ему сказал, что он сам дурак.
Генка слезливо сказал, что если это моя проделка, то он умоляет бюст вернуть,
ибо им, скульпторам-монументалистам, положен на каждый год лимит бронзы -- она
острый дефицит. А он -- Генка -- сейчас лепит Семена Челюскина -- у того как
раз юбилей. И рассчитывал перелить мой бюст в этого землепроходца, но теперь
все срывается.
Я говорю: какой может быть юбилей у Семена Челюскина, ежели никто не знает дат
его рождения и смерти? Генка говорит, что это не мое дело, а что с него, с
Залпова, высчитывают по рубль двенадцать копеек за каждый килограмм моего
портрета, хотя он лично никакого отношения к вагонной краже не имел.
Я ему говорю, что если килограмм бронзы стоит рупь двенадцать, то это не
дефицит. И украли мой бюст влюбленные читатели, а не автолюбители. Хотя,
добавляю я то, с чего начинал эту грустную историю, то есть что меня удивляет
дешевизна в нашей стране некоторых бытовых вещей, о цене которых узнаешь в
ресторанах или гостиницах, когда кокнешь чашку, графин или тарелку. И что не
так давно в Доме кино я перевернул стол на очередного своего
режиссера-экранизатора, и обошлось все удовольствие в четвертак...
Генка меня не дослушал и бросил трубку. Бюст сгинул бесследно. Даже фото не
осталось.
Не скрою, я несколько огорчен таким концом этой истории, ибо явственно вижу
очистительный огонь, в котором плавится мое бронзовое бессмертие, превращаясь
во втулки для передней или задней подвески "Жигулей". Ведь любой -- самый
средненький -- человек огорчается невниманием к его заслугам, готовясь к
предстоящему -- неизбежному -- и, увы, уже вечному забвению.

НАШ КОК ВАСЯ