"Василий Кондратьев. Путешествие Луки" - читать интересную книгу автора

во мраке за испариной стекла Луке удавалось различать смутное, но
безошибочное волнение; неверное однообразие вроде бы кишащего в тумане поля
вдруг прорезали черные острова в деревьях, фантастические сумрачные формы,
- такие же, как от нагара свечи, образующего магические фигуры, - наплывами
на его камышовом берегу, который потом резко свернул за непроглядную тьму,
кажется, леса - расступившуюся сразу, как полынья.
Лука очнулся наутро; точнее сказать - внезапный сильный толчок и тут же
рассвет, неожиданно застывший за окном в пейзаже замшелого на солнце откоса
над сосновым перелеском, - не убегавшем мимо, а напротив, раскрывшем вдали
голубую полоску водного горизонта, - такое чудесное пробуждение из забытья,
поневоле слившегося с бесконечной морокой пути, заставило Луку вскочить без
памяти, вглядываясь и прислушиваясь. Поезд очевидно и непонятно стоял. В
вагоне разговаривали, что там (впереди) кажется, задавили кого-то: что
правда, группа людей в синей и серой униформе прошла мимо по коридору, и на
одном из них был белый халат. Моторы молчали. В любом случае это давало еще
час или два. Лука вышел в тамбур и, повозившись с дверным запором, неловко
слез на путевую насыпь; там уже выругался и, не оглядываясь, заковылял к
откосу.
Все еще невероятное для него пробуждение бодрило, отгоняя любые мысли,
лаская тело страстью прогулки, свежим запахом леса и ведущей морской
перспективой. Он спустился по склону хвойного перегноя, бледнеющему
палевыми и табачного цвета мхами в редких пучках вереска. Дальше скала
обрывалась над заводью, ограниченной близкой грядой островных холмов.
Устье, выводящее тихий затон на простор большой воды, пересекала, - как
сперва показалось Луке, - искрящаяся на солнце золотая цепь: эта сверкающая
преграда, якобы отражающая верхнюю линию горизонта (неяркую между водой и
небом) сомкнула вид, лежащий перед нашим другом, в некую плоскую чашу,
опрокинувшуюся на него вроде неощутимой стены, вырастающей сразу же за
обрывом - и придающей всему впереди ощущение миража или запредельности.
Лука здесь заметил, какая странная прихоть появляется в очертаниях сосен,
подходящих ближе к краю скалы. Как будто и впрямь встречая непреодолимое,
их корни, уже ползущие по камням, их ветви и сами стволы - изворачиваются,
выгибаясь в чувственных, и даже похотливых, капризах, похожих и на
мучительные спазмы детей Лаокоона - и на неутолимые спазмы змей, и на
сдавленные поползновения дерева, объятого пламенем.
Взглянув вниз, Лука заметил, как еще одна светлая полоса замерцала прямо
у него перед ногами: там, где вода плескалась у самой скалы, возникла узкая
песчаная отмель кишащих светляков, снующих как будто в непрерывной
мастурбации муравейника, закипающих пургой искр, уводящей и гаснущей на
глубине. Это роение выглядело таким настоящим, животным и отнюдь не
оптическим, что Лука поневоле обратился к цепочке огоньков, протянувшейся
через устье между двумя островами, лесистыми и сумрачными даже на солнце. И
здесь ему показалось, что сам вид застывшей перед ним бухты неуловимо
меняется. Сперва далекий горизонт непостижимо исчез в облачности, должно бы
быть, разыгравшейся грозы; но если всмотреться, то эти призрачные тучки
клубились, очевидно нависая прямо над парной гладью затона, неумолимо
собирающей в свою запруду, как прилив, только что окружавшую ее
перспективу. Скала, на которой стоял Лука, неожиданно взмыла стремниной над
этой чашей - и острова, ее замыкающие, стремительно отступили для его
взгляда, обнаруживая недосягаемо грандиозный размах, казалось, под самый