"Лариса Кондрашова. Умница, красавица" - читать интересную книгу автора

Лева отца не простил, хотя для него все неплохо обошлось и без
отца-предателя, - мама с Соней очень сильно любили его вдвоем. Соня тоже не
простила отца, потому что и не сердилась. Она часто думала: как же он
страшно ненавидел Нину Андреевну, что оставил у них дома все, что ему было
хоть немного дорого, - и Толстого, и Соню... А может быть, в его новой жизни
у него была новая коробка с бумагами и новая Соня?.. Новая маленькая Соня,
получше прежней.
Как-то, когда Соне было уже лет двенадцать, она рылась в маминой
шкатулке - примеряла клипсы и брошечки - и посреди блестящей чепуховинки
нашла обрывок папиного письма к Нине Андреевне. Обрывок начинался словами
"Моя сладкая зайка".
- Зайка, моя сладкая зайка, - примериваясь к чужой нежности, прошептала
Соня. Меньше всего на свете Нина Андреевна была похожа на сладкую зайку. И
Соня окончательно перестала что-либо понимать про своих маму-папу и в целом
про жизнь и про любовь.
Кое-что оботце они знали, вернее, узнали уже взрослыми. Отец давно
защитил докторскую, давно уже работал за границей - он был неплохой биолог,
не первой обоймы, но все же. Его пригласили сначала в университет в
Гейдельберге, затем в Мангейм, затем в Америку, и там, в бесчисленном
множестве провинциальных университетов, он и затерялся, теперь уже,
очевидно, навсегда. Левка сообщил об этом Соне с таким равнодушием, что ей
непонятно, отчего было так больно - от того ли, что Америка-то, уж конечно,
несравненно лучше, чем она, Соня, или от Левкиного равнодушия. Ведь когда-то
ее папа... ну, женился на маме. Была же у них первая брачная ночь и медовый
месяц, была же эта записка-зайка, любили же они друг друга, черт возьми!..
Ах да, тогда же, через Левку, отец передал Соне привет. Передал привет
и рассказ о том, как однажды в дом номер 38 А по Таврической улице, в
котором она проживает с мужем, приходил Л. Н. Толстой. Чтобы Соня гордилась.
Так что в наследство от папы Соне достались потертая обувная коробка,
склонность к рассуждениям про Анну Каренину и гнетущий страх предательства,
любого.


ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Такси остановилось около девятиэтажного дома в Бескудниково. От Чистых
прудов до Бескудниково на такси пятьсот рублей и тридцать лет. Пятьсот
рублей совсем недорого, если считать, что это не такси, а машина времени.
Таксист называл Бескудниково Паскудниковом, Соне было обидно.
Машина времени привезла Соню в пейзаж 70-х, на типичную Третью улицу
Строителей. Улица отходила от железной дороги. За три десятилетия когда-то
приличная Третья улица Строителей сильно обветшала, а главное, морально
поизносилась. Панельные дома 70-х, совсем недолго пожив модными красавцами,
оказались еще более депрессивными, чем хрущевки, те хотя бы были
веселенькие, как кустики-уродцы на болоте, и пахли трогательным теплом
новоселов, переселенцев из московских коммуналок, а от этих, с почерневшими
скелетами балконов, веет тоской, муторной и безнадежной, тупой каждодневной
неудачливостью. Метро нет, до ближайшей станции автобус идет полчаса.
Вот они, два мира - уютная московская жизнь в переулочке на Чистых
прудах и девятиэтажки, краснокирпичная поликлиника через пустырь, торговый