"Лариса Кондрашова. Умница, красавица" - читать интересную книгу автора

Левка показал глазами на стоявшую поодаль разноцветную барышню.
Повернулся, хозяйским жестом приобнял за плечи.
Разноцветная барышня, похожая на встрепанную курочку, без улыбки
смотрела на Соню и так самостоятельно стояла под Левкиной рукой, будто
наблюдала со стороны, как он трепыхается, бедный хвастливый петушок, бедный
женатый на стерве Левка.
- И что? - грубо сказала Соня, обидевшись, что Левка был при барышне, а
не она при нем.
- Ты не понимаешь... - со значением повторил Левка. Это была Левкина
любимая фраза - "ты не понимаешь"...
Нет ничего хуже, чем пытаться заснуть в чужой прокуренной комнате, где
мучительно неуютно от невыветрившихся чужих запахов, табака и парфюма, и от
усталости и возбуждения происходит странное, то ли странные ночные мысли в
полузабытьи, то ли снятся странные сны.
Во сне она сидела на первой парте в школьном платьице, белом переднике
с крылышками и бантом в волосах, - отличница. Все остальные дети в классе
были в лаптях, некоторые босиком. А на учительском месте сидел Толстой,
такой же, как на фотографии в Ясной Поляне, - седобородый, остроглазый, в
серой мешковатой рубахе.
- Можно мне спросить, Лев Николаевич? - Соня подняла руку. - А если бы
Анна не встретила Вронского, она все равно прошла бы весь этот путь -
любовь, поезд, но с ДРУГИМ? С каким-нибудь князем Василием? Или спокойно
состарилась бы, так и не узнав, что такое страсть?
Толстой, не отвечая, неодобрительно покачал бородой. Соня замерла, не
решаясь прервать молчание.
- Надолго в Москву? Зачем? По семейным делам брата? - наконец спросил
Толстой. - Замужем? У мужа уши есть? У вас один ребенок, сын?
У Сони создалось впечатление, что Толстой недоволен темпами прироста
населения, и, как всякая отличница, она попыталась перейти к теме, которую
хорошо знала.
- Почему Каренина и Вронского зовут одинаково? Чтобы написать фразу:
"Какая страшная судьба, что они оба Алексеи"? - спросила Соня.
- Правильно, - довольно кивнул Толстой, - молодец, Николаева Соня,
помнишь наизусть.
- Неправда, что Анна не знала, что выйдет из этой встречи на вокзале, -
робко сказала Соня. - Потому что женщина всегда ЗНАЕТ. И что она не хотела
привлекать к себе Вронского, тоже вранье. Она именно что ХОТЕЛА. Она же
полюбила его в ту же минуту, как увидела! Она скрывала это от себя,
врушка-врушка!.. Потому что правильно писали в старинных романах: "Любовь -
это как удар молнии". Когда тебя ударит молнией, тут же поймешь, кто твой
человек, а кто нет, и никуда от этого не деться... О господи, как страшно!
- Страшно, - довольно подтвердил Толстой и улыбнулся Соне странной
улыбкой - ласковой, горестной и слегка жалостливой. - Боишься, Николаева
Соня?
- Боюсь, Лев Николаевич.
- Правильно, так и должно быть. Семья не игрушка, - сказал Толстой. -
Садись, Николаева Соня, пятерка.
И Соня удовлетворенно уселась на свое место, - отличница.
Наивно, конечно, и глупо, что петербургская дама, жена важного мужа
Соня Головина, в свои тридцать с лишним лет лежит в полузабытьи, и видит во