"Лариса Кондрашова. Умница, красавица" - читать интересную книгу автора

окончательно ее добила, - она представила, как ее сын цыкает зубом и ботает
по фене, а не изъясняется на прекрасном и могучем русском языке. И поступила
с сыном как с безударной гласной - решительно поменяла ударение, чтобы
написать правильно.
Алексей был отправлен к отцу, в Москву, - теперь пришла его очередь
объяснять сыну, что такое бить настоящим человеком. Отца Алеши тоже звали
Алексеем, такая у них в роду была традиция - все были Алексеи. И все они
были врачи - хирурги. К тому времени как Алешу отправили на воспитание в
Москву, Алексей Князев-старший уже успел написать учебник по
челюстно-лицевой хирургии и демобилизоваться, но и, работая в городской
больнице, все равно оставался военврачом. На Алешин вопрос, почему он
срывается ночью по любому звонку, ответил просто - "я же врач", и это
прозвучало как "есть такая профессия, сынок, защищать родину".
Алексей жил у отца, все реже и реже приезжая в гости в Питер, а после
школы надел военную форму курсанта Военно-медицинской академии, и вся эта
строгая мужская жизнь, форма, казарма, патруль, построение, увольнительные,
уже окончательно сделали его человеком. Да Алла Ивановна и не сомневалась -
не мог вырасти плохим мальчик, которого много ночей подряд буравил взглядом
Л. Н. Толстой.
Алексей Князев-младший почти в точности повторил путь своего отца - был
военным врачом, челюстно-лицевым хирургом, затем демобилизовался. Но если
отец до конца жизни остался верен сугубо челюстно-лицевой хирургии, то сын
из челю-стно-лицевого стал пластическим хирургом. Отчасти это был шаг
вперед, а отчасти нет, но в любом случае это был шаг в сторону.
Если бы Князева спросили, любит ли он свою мать, он очень удивился
бы, - мать полагается любить, уважать и встречать с поезда. И, несмотря на
раздражение, которое вызывала в нем ее учительская манера вещать по любому
поводу, Князев был хороший сын, да и как могло быть иначе, когда за дело
берутся русская литература и армия.
- Ну и кто у нас муж? - резко вильнув рулем, внезапно спросил Алексей
Князев, выезжая на Садовое кольцо.

НОЧЬ

- Фу, - сказала Соня, смотря в окно Левкиной машины.
- Что "фу"?
- Не люблю Москву.
Питерцы традиционно не любят Москву, и Соня тоже не любила. Особенно
она не любила станцию метро "Площадь
Революции" - за бронзовых культуристов, Охотный Ряд за суету, Красную
площадь за "я поведу тебя в музей", Тверскую за излишнюю парадность, Новый
Арбат за туристические лавочки, и памятник Петру Первому - за все. Ходили
слухи, что изначально это был не Петр Первый, а Колумб, и столичный
скульптор предлагал его другой стране, должно быть Испании. А когда другая
страна Колумба не захотела, скульптор слепил голову Петра и водрузил ее на
уже имеющееся тело Колумба, чтобы тело зря не пропадало, - костюм же не
виден, а корабли одинаковые. И теперь ПетроКолумб возвышался над Москвой,
весь в мачтах и флагах, руководил движением.
Левка повез Соню домой, но не к себе домой, а к Арише - на Чистые
пруды. В Кривоколенный переулок.