"Артур Конан Дойл. Приключения Михея Кларка" - читать интересную книгу автора

белье, и подай ему мою лучшую пару из утрехтского бархата. Он поносит это
платье, пока его собственное не высохнет. Подай также мои сапоги, может
быть, они и пригодятся, знаешь, мои верховые сапоги из мягкой кожи. Шляпу
мою тоже ему отдай, это та, с серебряным шитьем, что в шкалу висит. Прими
меры к тому, чтобы этот почтенный человек ни в чем не нуждался. Все, что
есть у нас в доме, к его услугам. Пока вы будете одеваться, сэр, поспеет
ужин. Прошу вас, добрый мистер Саксон, идите скорее переодеваться, а то,
пожалуй, вы схватите простуду.
Саксон торжественно встал и, сложив молитвенно руки, произнес:
- Вы забыли только об одном. Не будем откладывать этого дела и вознесем
хвалы Всевышнему за Его неисчислимые милости и Его милосердие, с которым Он
спас меня и мои письма из морской пучины, причем я уподобился спасенному
Ионе, которого также, как и меня, злые люди выкинули за борт корабля. Почем
знать, может быть, и в пророка Иону, как и в меня, стреляли из
девятифунтовой карронады, но священное писание ничего об этом не говорит.
Помолимся же, друзья мои!
И затем высоким голосом, нараспев, он прочитал длинную молитву, которая
заканчивалась прошением о ниспослании благодати сему дому и его обитателям.
Произнеся звучное "аминь", Саксон позволил, наконец, отвести себя наверх.
Мать моя, вошедшая перед молитвой в комнату и благоговейно внимавшая словам
гостя, бросилась готовить для него совершенно особенный напиток, который, по
ее мнению, составлял превосходное средство от простуды. Лекарство это
состояло из стакана зеленой шафрановой водки, в которую было прибавлено
десять капель эликсира Даффи.
Хозяйственная женщина была моя покойная матушка. У нее были
предусмотрены всевозможные события и случаи и на каждый раз имелась своя
особенная еда и питье. Болезни она также лечила всякие, и против каждого
недуга у нее имелось в буфете приятное и вкусное лекарство.
Децимус Саксон явился в новом отцовском костюме из черного бархата и
мягких ботфортах. Теперь это был совсем другой человек; он не походил на
того смешного бродягу, который скользнул, подобно морскому угрю, в нашу
лодку. Вместе с одеждой он, по-видимому, переменил манеру держать себя. Во
все время "ужина он беседовал с матушкой в тоне вежливо-серьезном. Эта
манера несравненно более шла к нему, чем прежняя; в лодке он произвел на
меня дурное впечатление. Мне не нравилось его нахальство и многоречие.
Впрочем, говоря по правде, Саксону теперь разговаривать было некогда.
Сдержанность его, может быть, объяснялась тем, что он усердно занялся едой.
Сперва он съел изрядное количество холодного ростбифа, затем перешел к
паштету с начинкой из каплуна, которому тоже воздал честь, а затем одолел
окуня, в котором было, по меньшей мере, два фунта. Все это он сдобрил
большой кружкой эля. Насытившись, он улыбнулся нам всем и объявил, что его
телесные потребности на этот раз удовлетворены.
- У меня такое правило, - сказал он, - я руковожусь мудрым
наставлением, гласящим, что человек должен вставать из-за стола с сознанием,
что он мог бы съесть еще столько же.
Когда со стола убрали и мать ушла спать, отец обратился к гостю и
спросил:
- Из ваших слов я понял, сэр, что вам на вашем веку пришлось много
потрудиться?
Гость, который н это время свинчивал свою трубку, ответил: