"Артур Конан Дойль. Нашествие гуннов (Перевод С.Маркиша)" - читать интересную книгу автора

и она уходит в бесконечность. Все эти годы я провел подле нее, но ни разу
не видел, чтобы кто-нибудь ее пересек. Ясное дело, если бы другая сторона
существовала, в один прекрасный день непременно появился бы путник оттуда.
За большой рекой стоит римская крепостца Тир, но до нее целый день пути, и
римляне никогда не прерывали моих размышлений.
- О чем же ты размышляешь, брат Павел?
- Сперва я размышлял о многих священных тайнах, но вот уже двадцать
лет, как я постоянно сосредоточен мыслью на одном - на природе Логоса. А
что думаешь ты об этом наиважнейшем предмете, брат Симон?
- Тут не может быть двух мнений, - отвечал с уверенностью младший
отшельник. - Логос - это, конечно, не что иное, как имя, которым святой
апостол Иоанн обозначает божество.
Старый отшельник испустил хриплый вопль ярости, его темное, иссохшее
лицо бешено исказилось. Схватив громадную дубину, которую он припас, чтобы
отбиваться от волков, старик замахнулся на своего собеседника.
- Вон отсюда! Вон из моей кельи! - закричал он. - Неужели я для того
прожил на этом месте так долго, чтобы увидеть, как его испоганит гнусный
приспешник негодяя Афанасия? Проклятый идолопоклонник, запомни раз и
навсегда, что Логос есть лишь эманация божества и ни в коем случае не равен
ему - ни сущностью, ни вечностью! Убирайся вон, тебе говорят, или я расшибу
твою дурацкую башку вдребезги!
Взывать к рассудку взбешенного арианина было бесполезно, и Симон
удалился в скорби и изумлении от того, что даже здесь, на самой дальней
оконечности ведомого человеку мира, уединенный покой пустыни разбит и
разрушен духом религиозной борьбы. Понурив голову, с тяжестью на сердце
спустился он в долину, и снова поднялся к своей келье близ макушки холма, и
по дороге дал себе слово никогда больше не видеться с соседом-арианином.
Год прожил Симон Мела в уединении и молитве. Не было никаких оснований
ждать, что кто-нибудь или когда-нибудь явится в эту крайнюю точку обитаемой
вселенной. И все-таки однажды молодой римский офицер Гай Красс приехал из
Тира, проведя целый день в седле, и взобрался на холм к анахорету, чтобы с
ним поговорить. Он происходил из всаднической семьи и все еще держался
старых верований. С интересом и удивлением, но в то же время и с некоторой
брезгливостью разглядывал он аскетическое устройство убогого жилища.
- Кому вы угождаете такою жизнью? - спросил он.
- Мы свидетельствуем, что дух наш выше плоти, - отвечал Симон. - Если
мы бедствуем в этом мире, то верим, что пожнем плоды в мире будущем.
Центурион пожал плечами.
- Среди наших есть философы - стоики и другие, - которые рассуждают
так же. Когда я служил в герульской* когорте Четвертого легиона, мы стояли
в самом Риме, и я часто встречался с христианами, но не смог услышать от
них ничего такого, чего бы уже не знал раньше - от собственного отца,
которого вы в своей заносчивости назвали бы язычником. Да, правда, мы при
знаем многих богов, но уже давно никто не принимает этого буквально и
всерьез. А наши представления о до блести, долге и достойной жизни те же,
что у вас.
______________
* Герулы - кочевое германское племя; герульские воины часто служили
наемниками и у своих сородичей-германцев и у римлян.