"Артур Конан Дойл. Из камеры № 24" - читать интересную книгу автора

одна бумага, с которой больше беды, чем пользы. Вот золото да камни
драгоценные - из-за этих можно пойти на риск. И, словно отвечая на мои
тайные мысли, хозяин начал рассказывать, что у Маннеринга есть целое
собрание золотых медалей, самое дорогое на всем свете, и что если бы все
эти медали в мешок положить, так самый сильный во всей округе человек не
смог бы их поднять. Тут позвала его жена, и оба мы пошли спать.
Не в оправдание себе, сударь, скажу, а для того только, чтобы вы заметили,
как жестоко для меня было искушение. Полагаю, что редкий бы на моем месте
против него устоял. Лежал на кровати человек без всякой надежды, без
работы и с одним последним шиллингом в кармане. Пытался он быть честным,
но честные люди поворачивались к нему спиною. Упрекали его в воровстве и
сами же толкали его на воровство. Сбит человек с ног потоком, несет его
водою, и не выплыть ему оттуда.
А тут этакий случай: большущий дом; окон в нем сколько хочешь, - в любое
полезай; золотые медали, которые так легко переплавить. Это все равно, что
положить перед голодным булку и надеяться, что он ее не съест.
Наконец, я поднялся, сел на край постели и дал клятву, что сегодня же буду
богатым и навсегда оставлю преступления, или сегодня же снова попаду в
кандалы.
Потихоньку одевшись и положив шиллинг на стол, - хозяин был ласков, и его
обманывать я не хотел, - вылез я через окно в сад при гостинице.
Вокруг сада был высокий забор, и пришлось еще чрез него перелезать, а
дальше никакой помехи уже не было. По дороге я никого не встретил, и
железные ворота парка оказались не запертыми. В доме было совсем тихо.
Светил месяц, и белые стены были ясно видны в конце аллеи. С четверть
версты я прошел, пока добрался до широкой, усыпанной песком площадки перед
крыльцом. Тут я остановился в тени и смотрел на длинное здание; все его
окна блестели под светом месяца, и ясно был виден высокий каменный фасад.
Припав к земле, я высматривал, где бы легче было пробраться внутрь.
Угловое окно казалось самым подходящим местом, так как вокруг него рос
густой плющ. Под деревьями обошел я на заднюю сторону дома и стал
прокрадываться в тени стены. Залаяла собака и зазвонила своей цепью; но я
выждал, пока она успокоилась и снова пополз вперед к намеченному окну.
Удивительно, как неосторожны бывают люди, жившие в деревнях, подальше от
городов. Им, кажется, никогда и в голову не приходит, что их могут
ограбить. Без всякого злого умысла возьмешься за дверную ручку, а дверь-то
перед тобой и открывается. Так неосторожно жить, по-моему, - это значит
ставить искушения на пути бедного человека. На этот раз не так уж оно было
скверно; а все-таки вышло, что окно заперто на одну только задвижку,
которую я легко отодвинул ножом. Приоткрыв раму, просунул нож и толкнул
ставню. Ставни оказались створчатые и заперты не были. Распахнув их, я
влез в комнату.
"Добрый вечер! Очень приятно вас видеть!" - сказал какой-то голос.
Бывали разные случаи в моей жизни, но такого никогда еще не было. Прямо
перед распахнувшейся ставней всего шагах в двух от меня стояла женщина с
зажженной восковой свечкой в руке. Высокого роста, тонкая, стройна, с
красивым лицом, но такая бледная, что ее можно было принять за мраморную;
только волосы и глаза были черны как ночь. На ней было длинное белое
платье, не то халат какой-то; и с ее бледным лицом да в этом платье она
стояла передо мною, словно привидение. Колена у меня подогнулись от