"Альфредо Конде. Грифон (интеллектуально-авантюрный роман) " - читать интересную книгу автора

здесь было иным. Там, на краю света, оно не скользило бы ни по стеклу, ни
по воздуху, оно бы плавно опустилось на листья и вернулось обратно тем же
путем: в этом лабиринте древних дорог не только пение птиц, но и любая
другая песнь обязательно вернется к тебе, возможно, потому, что воздух там
напоен влагой и звук, приглушенный росой, замирает в ожидании тишины; а
когда она, эта тишина, наступит, то у нас не захватит дух, и безумные наши
грезы развеются, и нам не надо будет призывать призраков.
Вода делает тебя свободным, а солнце сводит с ума. Несчастны народы,
раболепно поклоняющиеся солнцу, единому божеству, вселяющему ужас и
беспредельно властвующему над временем; птицы прячутся от него, чтобы
свободно петь свои песни, которые они дарят нам, когда нет дождя и вода
покидает нас. Несчастны народы, лишенные птиц и деревьев; рабы солнца,
обреченные на безмолвие. Ни воды, ни птиц. Безмолвие. Только безмолвие.
Безмолвие как судьба.
Птичка смолкла, и Посланец оторвался от созерцания воды; впрочем, это
было нетрудно: наступила ночь и почти ничего уже не было видно; луна еще не
взошла, а Посланец не обладал зрением кошки, Божьей твари, которая, как
известно, считается домашним животным, но мы-то хорошо знаем, какова она на
самом деле, чертовка! - хотя и не будем говорить здесь об этом. Итак,
Посланец оторвался от созерцания воды и направился на юго-восток, по улице
Адамс, но вскоре свернул налево, прошел немного, теперь уже на
северо-восток, затем вновь свернул направо, на юго-восток, на улицу Кампра
и вышел наконец на ту, которая сегодня могла бы носить его имя, но до сих
пор не носит его по не вполне понятной причине; дойдя до ее середины, как
раз до угла, который она образует с улицей Жибелен, он поднялся на
четвертый этаж дома, о котором придется рассказать отдельно.
Взобравшись по крутой лестнице - мы не будем ее описывать, - он открыл
дверь и очутился в чем-то вроде кухни: прямо перед ним горел неярким
пламенем небольшой очаг, никогда не видавший не то чтобы дубовых поленьев,
но даже и сучьев; однако благоразумие требовало от нашего поклонника дождя
принять все как есть.


III

Закрыть глаза после того, как ты долго и пристально смотрел в другие,
гораздо красивее и нежнее твоих, - в этом, разумеется, есть свое
очарование, но здесь же таится и опасность. "Представь себе, - сказал он ей
и тут же принялся фантазировать, - что в любой момент, стоит только его
позвать, перед нами возникнет наш друг Грифон". Он сказал это по
бессознательной оплошности человека не отдающего себе отчета в том,
насколько несовместимым является мир людей, думающих сегодня так, а завтра
совершенно иначе, с миром тех, кто сохраняет в течение целой бесконечности
дней одни и те же идеи, взгляды, стойкие фанатичные убеждения, причем
расплачиваться за такое постоянство приходится обычно не им, а тем олухам,
которым они эти идеи внушили. И вот теперь два таких несовместимых мира
проводили вместе летний вечер вблизи провансальского шоссе, где было
достаточно и слепней, и цикад, и, возможно, даже лягушек, хотя в то время
они и не квакали. Да, закрыть глаза - это опасно, особенно если ты
достаточно смел, чтобы броситься в бездну других глаз, которые, словно