"Сергей Конарев. Балаустион " - читать интересную книгу автора

одной из самых нарядных и людных в Керамике, одном из самых престижных
районов Афин. Помимо выходящих на улицу помпезных портиков и вычурных оград
особняков знати, здесь можно было увидеть белоколонный фасад небольшого, но
удивительно изящного храма Гермеса, чуть дальше звенел серебряными струями
украшенный мраморными нимфами и наядами источник, - великие боги, его
название совершенно истерлось из памяти! - а на заднем плане над крышами
возвышался совершенно ненатуральный, похожий на театральную декорацию
величественный холм Акрополя. За крышу Парфенона цеплялись неряшливые
грязно-белые облака, сквозь которые силилось проглянуть болезненно-желтое
зимнее солнце. В воздухе стоял запах влажной сырости, последствие выпавшего
и тут же растаявшего снега - явления вполне рядового для стоявшего на дворе
месяца маймактериона. Если же воспользоваться римским календарем - к этому
моменту, увы, почти вытеснившим по всей Элладе не так давно
общераспространенную афинскую календарную систему - то описываемые события
происходили в пятый день месяца декабря. Порывистый зябкий борей развевал
полы шерстяных накидок и зимних плащей многочисленных афинян, спешивших или
неспешно прогуливавшихся - соответственно своему положению и заботам - в
этот обеденный час.
Однако в данный момент Леонтиск, хоть и соскучившийся по родному
городу, был вовсе не склонен любоваться его красотами. И путь его лежал не к
агоре или Ареопагу, а в противоположную сторону, в Кидафиней, район
мастерских, харчевен и дешевых публичных домов. Взгляд молодого воина
туманился мутью горьких мыслей, а пунцовые пятна гнева все еще были
приклеены к его щекам. Ничего не замечая, сын стратега Никистрата спешным
шагом продвигался к одному ему ведомой цели, и был настолько поглощен этим,
что даже не замечал недовольных возгласов прохожих, задетых его локтем или
плечом.
Наконец, под подозрительными взглядами двух ободранных
старух-попрошаек, Леонтиск пересек влажную мостовую и спустился по трем
ступенькам к двери мастерской, традиционно украшенной молотом и подковой. Из
глубины кузницы раздавалась разноголосица ударов металла о металл и
ритмичное урчание мехов. В ноздри ударила тяжелая смесь едкой гари и кислого
человеческого пота.
Остановившись на пороге, Леонтиск попытался сориентироваться, пока его
глаза привыкали к сумраку.
- Приветствую тебя, Клитарх, сын Менапия! - преувеличенно-серьезно
обратился он к ближайшему из замеченных обитателей кузницы.
Чумазый мальчишка годков десяти, выстраивавший в углу пирамиду из
прямоугольных медных криц, глянув на Леонтиска, неторопливо повернул голову
и с хрипотцой крикнул, пытаясь перекрыть металлический гвалт:
- Оте-е-ец!
- Чего тебе, Кли? - неожиданно скоро донесся отклик, тут же заглушенный
протестующим шипением воды, в которую опустили раскаленную заготовку.
- К тебе опять волосатый дядька, иноземец... - малец, ничуть не
смущаясь присутствием Леонтиска, закончил фразу соленым солдатским эпитетом,
означающим объект, с которым совершено половое сношение. Леонтиск только
примерился, чтобы дать сопляку щелбан, как из соседнего помещения проворно
выскочил пожилой муж в линялом кожаном фартуке, на ходу стягивавший толстые
дымящиеся рукавицы. Седая, начавшая лысеть голова этого человека являлась
разительным контрастом тугим, выпирающим мышцам его рук и груди, которым