"Виктор Колупаев. Жизнь как год" - читать интересную книгу автора

Нельзя сказать, что эта проблема волновала только меня. Пострадавшие
иногда писали в газеты, если только ломали что-нибудь другое, а не руки. И
газеты задавали вопрос: "доколе?", ни к кому в частности не обращенный. Но
только кто мог на него ответить?
А однажды в Лагерном саду трехлетний мальчишка провалился в
семиметровую скважину, которую забыли закрыть, а может быть, вовсе и не
собирались этого делать. Он упал туда на глазах у своих родителей и
застрял у основания. Мальчишку вытаскивали несколько часов, потому что он
застрял крепко. Была организована целая спасательная экспедиция. Чтобы
мальчик не задохнулся, в скважину специально закачивали кислород.
Мальчика спасли и отправили в больницу. Он почти не пострадал, даже не
простудился. Но еще несколько дней жители города, встречая своих знакомых,
спрашивали: слышали, мальчик упал в скважину? Ага, слышал. Безобразие
какое! Но, говорят, он здоров. Да, как хорошо, что все кончилось
благополучно.
Постепенно все успокоились. А скважину забили... навсегда. Она и не
нужна была... Забили эту... Вот только что делать с другими? И еще с
люками...
Да что же это?!
Развороченные мостовые, залитые грязью тротуары, грохот отбойных
молотков; разваливающиеся от тряски автобусы и троллейбусы; мусорные кучи,
стыдливо прикрытые рекламными щитами; деревья и кустарники, безжалостно
срезаемые ножами бульдозеров под предполагаемое еще только строительство;
здания, безнадежно ремонтируемые из года в год; отсутствие подземных
переходов для обыкновенных пешеходов, для детей; и катастрофы, словно
жизнь человека ничего и не стоит.
Я врач скорой помощи. Я все это знаю. А какое чувство охватывает меня,
когда машина не может подойти к дому, в котором, возможно, умирает
человек. Ведь часто дело идет на минуты, даже на секунды!
Мы с другом идем по улице, которая ведет от площади Южной к реке,
улице, частично заасфальтированной, частично забетонированной, но на
большей своей части все же разбитой вдребезги, с ямами, которые уже
привычно объезжают грузовики, но не имеющей тротуара, хотя по ней
ежедневно ходят тысячи людей.
По этой улице идем и мы, я и мой друг, только он чуть впереди, потому
что я задерживаюсь прикурить.
Зимний снег еще не везде стаял. Грязь и лужи. Мокрый снег сверху.
Я успеваю прикурить. И тут раздается крик. Кричит какая-то женщина,
словно увидела нечто ужасное. Сначала одна, потом несколько. И непонятен
сразу мне этот звук, потому что заглушается и искажается ревом самосвалов.
Да и не звуки интересуют здесь людей, а пятачок земли, на который можно
отскочить, когда на тебя несется смерть.
Кричит женщина. Одна, потом несколько. И скрежет тормозов, и лязг
сцепившихся металлических кузовов, и стон, но не человека, стон только что
происшедшего.
Он, мой друг, лежит в луже грязи, нелепо и страшно, и к нему уже бегут
люди, а кто-то все еще тоскливо и испуганно кричит. К нему бегут, теперь
уже не разбирая грязи. Я к нему ближе других. Я опускаюсь на колени в
жижу. Он мертв или почти мертв. Нужна "скорая помощь".
- Что с ним?!