"Василий Колташов. Торжествующий разум (фантастика коммунизма) " - читать интересную книгу автора

сам! Только ты виноват в этой глупейшей драме. Зачем ты влез в это дерьмо?
Романтическое приключение?
Глаза удивленного Вирка радостно замерли на этом невероятно как
попавшем в его заточении человеке. За исключением легкой прозрачности, в
которой Вирк сразу узнал переданный на расстояние образ, облик силуэта был
вполне обычным. Голубой камзол украшенный скромными, но элегантными
кружевами, черные ботфорты и изящно уложенные длинные белые волосы, все это
в единой гармонии оттеняла особенные черты этого человека. У него был тонкий
крючковатый нос, тонкие губы и уши, и глаза его быстрые как молнии ловили
суть всего происходящего и моментально доносили до вспыльчивого ума значение
каждого движения и каждой вещи.
- Эвил, я рад,- сам, еще не постигая своего удивления, произнес Вирк.
Его лицо стало от этого чувства невероятно светлым и чистым. - Когда вы
освободите меня? Мне знаешь, Вирк, тут не нравится.
- Ага, ему не нравится? Соскучился по вольной жизни? Нет уж, дорогой
друг, теперь посиди. Уж изволь, будет тебе наука. Впрочем, для дела это
будет полезно,- и Эвил еще раз яростно метнул молнии голубых глаз.
- Ну, раз ты так. Раз для дела нужно чтобы я торчал в этой грязной,
дурацкой камере... Я готов. Я, черт возьми, на все готов. Нужно будет
просидеть тут год, я просижу. Проторчу тут и больше, и даже вечность готов
тут встретить.
- Павел, вы прямо как эта ваша возлюбленная... Как все ваши
возлюбленные. Включая и ту черноволосую аристократку, ради которой, ставя
под удар дело, вы идете на риск. Знаете, почему я не вытащу вас отсюда
сразу? Мне хочется, чтобы вы подумали. Пораскинули так сказать мозгами. И
еще. Пора тебе Вирк разобраться в феодальной психологии, и особенно в
женской, а то все эти приключенческие сказки маленько засорили твое
сознание.
- Сколько мне нужно будет тут пробыть? - успокоившись, и придав своему
голосу и мимике ровное состояние, произнес Вирк.
- Здесь тебя продержат еще день, а через три дня под конвоем доставят в
столицу. Дальше будет самое трудное. Будут допросы, возможно жестокие.
Может, ты даже увидишь графиню Риффи. Впрочем, если у вас и будет встреча,
то она не обрадует тебя. Дуракам наука.
- Хорошо. Спасибо что сказал, буду готов к такому развитию событий. Что
будешь делать ты?
- А я займусь нашими общими делами, которыми, мой милый, вы обрекли
меня заниматься одного. Вас они выпустят сами.
- Как это сами?
- Вот увидишь, сами. И я еще раз повторю, сами. Не без моей помощи
разумеется. Еще вот что, все, что я буду делать на севере, ты сможешь
видеть. Иначе говоря, события будут транслироваться в твою камеру,- и при
этих словах он улыбнулся как-то по-новому, даже по-доброму.
Свобода это не ангел, с видом которого мы имели удачу встретиться не
так давно, свобода, как учили еще стоики, заключена в самом человеке. Так
думал и Павел, так был убежден Эвил, так полагали все кто по собственной
воле или по воле событий был включен в единую и бесконечную борьбу за
прогресс.
Еще тогда когда Павел был обыкновенным студентом, несколько необычным,
но все равно еще просто продуктом своей эпохи, детищем позднего капитализма