"Сидони-Габриель Колетт. Сидо" - читать интересную книгу автора

крепко запечатлелся в моей памяти этот вневременной образ любви: уже
состарившаяся мужская голова, рухнувшая в поцелуе над маленькой ручкой своей
владычицы, изящной и морщинистой.
Он давно уже боялся, что ему будет суждено увидеть ее смерть. Это
обычный страх любовников или супругов, очень любящих друг друга, и в этом
страхе нет ни капли жалости. Перед смертью отца Сидо говорила мне, с
легкостью воспаряя над всей суетою:
- Не надо, чтобы я умерла раньше. Ни в коем случае! Если я умру
первая - он ведь убьет себя, что-нибудь с собой сделает. Я его знаю... -
повторяла она, точно маленькая девочка.
Она задумывалась, всматриваясь в узенький переулок Шатийон-Колиньи и
огороженный квадрат сада.
- Мне-то легче, ты же понимаешь. Я всего только женщина. После
определенного возраста женщина не имеет права умереть когда хочет. И потом,
у меня в конце концов есть вы. А у него нет.
Ибо она понимала все, даже самое невыразимое. Взвесив все на своих
собственных неподкупных весах, она хорошо поняла - отец "висит" на ней так
же, как и дети.
Она заболела, и он часто садился у ее постели. "В какой день, в котором
часу ты выздоровеешь? Не выздоровеешь - берегись! Я умру следом за тобой!"
Ей было трудно перенести мужскую логику этой угрозы, этого неблагодарного
требования. Чтобы не смотреть на него, она вертела головой туда-сюда по
подушке - так же она делала чуть позже, словно распутывая последние узы.
- Боже мой, Колетт, нет от тебя покоя, - жаловалась она. - Тобой полна
вся спальня. Мужчина всегда лишний у изголовья женщины. Иди погуляй! Спроси
у бакалейщика для меня апельсинов... Или скажи госпоже Розимонд, пусть
пришлет "Ревю де де монд"... Но иди помедленнее, гроза собирается, придешь
весь в испарине!..
Он повиновался и уходил, опираясь на костыль.
- Посмотри, - говорила моя мать, когда он ушел, - стоит мне заболеть,
он выглядит как пустой костюм!
Под окном отчетливо и громко раздавался голос уходившего капитана - он,
как всегда, пел для нее:

Заря ли новая блистает впереди,
Или вечерний дует ветерок.
Всегда со мной, ты на моей груди,
Мой никогда не вянущий цветок.

- Ты слышишь?.. Слышишь?.. - повторяла она как в лихорадке.
Выражение мудрой насмешливости вдруг молодило ее черты, и, свешиваясь с
постели, она шептала:
- Хочешь знать, что за человек твой отец?.. Он - лучший в мире певец!
Она выздоровела - она всегда выздоравливала. Но когда ей удалили грудь,
а спустя четыре года - вторую, отец понял, что отныне ему суждено жить в
страшном постоянном ожидании худшего, хотя она и тут выздоровела - как
всегда. Однажды, подавившись рыбьей костью, застрявшей в горле, она страшно
закашлялась, так что к щекам прилила вся кровь и глаза наполнились слезами,
и тогда отец, оглушительно ударив по столу кулаком, вдребезги разнес свою
тарелку и сердито крикнул: