"Сидони-Габриель Колетт. Конец Ангела ("Ангел" #2)" - читать интересную книгу автора

Он тщетно пытался раскурить отсыревшую сигарету. Потом сдался, швырнул
ее на балкон, где крупные капли дождя прыгали, как саранча, и серьезно
взглянул на мать.
- Слушаю, - сказал он. - И даже знаю заранее, что вы скажете дальше.
Знаю я все ваши дела. Они называются махинации, спекуляции, взятки,
учредительские паи, американские одеяла, сушеные бобы и тому подобное... Что
я, по-вашему, глухой, слепой? Вы обе противные и гадкие. Но я на вас не
сержусь.
Он замолчал, сел и принялся по привычке потирать два маленьких
одинаковых шрама над правой грудью. Он смотрел на листья за окном, по
которым хлестал дождь, и на его спокойном лице боролись усталость и
молодость: усталость проступала во впалых щеках, в темных кругах под
глазами, молодость оставалась непобежденной в восхитительном изгибе упругих
губ, в крыльях носа над пушистыми усами, в буйной черной шевелюре.
- Что ж, - произнесла наконец Шарлотта Пелу, - очень приятно! Мораль
гнездится где только возможно. Я произвела на свет блюстителя
нравственности. Он не пошевелился и не сказал ни слова.
- С каких же высот ты судишь этот бедный прошивший мир? Уж не с высоты
ли собственной честности?
Затянутая, как воин, в кожаное пальто, она была верна себе и готова к
бою. Но Ангел, казалось, навсегда покончил с боями.
- Честности?.. Возможно. Если бы я подыскивал слово сам, я бы так не
выразился. Это ваше слово. Хорошо, пусть будет честность.
Шарлотта не ответила, решив отложить наступление. Она вдруг заметила,
что сын ее выглядит как-то необычно. Он сидел расставив ноги, упираясь
локтями в колени и крепко скрестив руки. Взгляд его был по-прежнему
устремлен на прибитый дождем сад. Через некоторое время он вздохнул и
сказал, не поворачивая головы:
- По-вашему, это жизнь?
Она не преминула спросить:
- Какая жизнь?
Он разогнул и опустил одну руку.
- Моя. Ваша. Все это. Все, что происходит.
Госпожа Пелу на миг растерялась, потом, после минутного колебания,
сбросила кожаное пальто, закурила сигарету и села.
- Тебе скучно?
Непривычная нежность в ее голосе, ставшем вдруг ангельским и
заботливым, подкупила его, и он заговорил естественно, почти доверчиво.
- Скучно? Нет, мне не скучно. С чего бы мне скучать? Я просто
немного... как бы это сказать... озабочен, вот и все.
- Что тебя заботит?
- Все. Я сам и даже вы.
- Ты меня удивляешь.
- Я сам удивляюсь... эти типы... весь этот год... эта мирная жизнь...
Он встряхнул руками, как будто они были липкие или к ним пристал волос.
- Ты говоришь так, как раньше говорили "эта война". Она положила ему
руку на плечо и понимающе понизила тон:
- Что с тобой?
Он не мог вынести этого доверительного жеста, вскочил и заметался по
комнате.