"Сидони-Габриель Колетт. Конец Ангела ("Ангел" #2)" - читать интересную книгу автора

- Он иногда такое может сказать... Такое сказать... Прямо как
контуженный. Нет, правда, как контуженный! Мне просто страшно. Я никогда не
переставала с ней общаться, ангел мой. С какой стати?
- С какой стати? - повторила Эдме.
Он смотрел на мать и жену и находил странное удовольствие в их
заботливом тоне.
- Просто ты никогда не говорила о ней... - начал он простодушно.
- Я? - тявкнула Шарлотта. - Нет, это надо же! Эдме, вы слышите, что он
говорит? В конце концов, можно только восхититься его чувствами к вам. Он
так крепко забыл все, что не связано с вами...
Эдме молча улыбнулась, наклонила голову и поправила двумя пальцами
кружева на вырезе платья. Этот жест привлек внимание Ангела, и он увидел,
что сквозь тонкий желтый батист проступают, словно две симметричные ранки,
кончики ее грудей в бледно-розовом ореоле. Он содрогнулся и понял, что это
миловидное тело, его самые сокровенные места, его правильное изящество и вся
эта женщина, близкая, неверная, независимая, не вызывают в нем ничего, кроме
стойкого отвращения. "Ну-ну! Полно!" Но это было все равно что стегать
бесчувственную лошадь. Он вслушался в потоки гнусавых восклицаний Шарлотты:
- Только позавчера я говорила при тебе, что машину иметь, конечно,
хорошо, но по мне так лучше такси, да-да, такси, чем допотопный "рено" Леа,
а вчера - даже не позавчера, а вчера, - когда речь зашла о Леа, я сказала,
что, если уж держать одинокой женщине в услужении мужчину, так имеет смысл
взять красивого... А Камилла? Она на днях сетовала при тебе, что послала Леа
второй бочонок "Кар-де-Шом", вместо того чтобы оставить его себе... Прими от
меня похвалу твоей супружеской верности, ангел мой, но одновременно и упрек
в неблагодарности. Леа не заслужила такого отношения с твоей стороны. Эдме
будет первая, кто это скажет!
- Вторая, - уточнила Эдме.
- Я ничего не слышал, - сказал Ангел.
Он поглощал крепкие розоватые июльские вишни и сквозь щель под
опущенной шторой стрелял косточками по воробьям в саду, так обильно политом,
что от него поднимался пар, как от горячего источника. Эдме сидела
неподвижно, и в ушах ее звучали последние слова Ангела: "Я ничего не
слышал". Он, конечно, не лгал, и все-таки его развязность, нарочитое
мальчишество, когда он, сжимая двумя пальцами вишневые косточки и прикрыв
один глаз, целился ими в воробьев, о многом говорили ей. "О чем же он думал,
когда ничего не слышал?"
До войны она заподозрила бы, что тут замешана женщина. Месяц назад,
сразу после сцены у зеркала, она ожидала мести, какой-нибудь жестокой
дикарской выходки, ядовитых слов, брошенных в лицо. Но нет... ничего не
произошло... Спокойный, безмятежный, он вел по-прежнему кочевую жизнь,
замкнутый в своей свободе, как узник в застенке, и аскетичный, как зверек,
привезенный от антиподов, который даже не ищет себе самку в нашем полушарии.
"Болен?.." Он хорошо спал, ел в свое удовольствие - то есть немного,
подозрительно обнюхивая мясные блюда и предпочитая фрукты и яйца. Никакой
нервный тик не нарушал гармонии его красивого лица, и пил он больше воды,
чем шампанского. "Нет, он не болен. И все-таки... с ним что-то не так.
Что-то, что я наверняка разгадала бы, если бы по-прежнему была в него
влюблена. Но..." Она снова поправила кружева на вырезе, вдохнула ароматный
жар, поднимавшийся от ее груди, и, склонив голову, увидела сквозь ткань