"Сидони-Габриель Колетт. Конец Ангела ("Ангел" #2)" - читать интересную книгу автора

"Если быстро проскочить вестибюль, меня никто не заметит. Сейчас они
уже пьют кофе..."
Он представил себе запахи изысканного завтрака, стойкий аромат дыни и
десертного вина, которое у них дома обычно подают после фруктов, и уже
мысленно увидел зеленоватое отражение Ангела, закрывающего за собой
зеркальную дверь...
"Вперед!"
Два автомобиля - Эдме и американца - дремали в тени низкой листвы у
ворот под надзором спящего американского шофера. Ангел поставил свою машину
за углом, на безлюдной улице Франквиль, вернулся назад, бесшумно открыл
дверь особняка, бросил быстрый взгляд на свое темное отражение в зеленом
зеркале и тихими легкими шагами взбежал по лестнице в спальню. Голубая,
благоуханная, сулящая покой, она не обманула его надежд. Там было все, о чем
он мечтал во время изматывающей езды по городу, и даже больше: перед широким
зеркалом в полстены молодая женщина, одетая во все белое, пудрилась и
поправляла прическу. Она стояла к Ангелу спиной, не слыша его шагов, и он
успел увидеть в зеркале разгоряченное жарой и трапезой лицо со странным
выражением смятения и торжества - взволнованное лицо оскорбленной
победительницы. Эдме тотчас заметила мужа и. даже не ахнув, круто обернулась
к нему. Она оглядела его с головы до ног, ожидая, что он заговорит первым.
Из сада сквозь приоткрытое окно донесся баритон доктора Арно,
напевавшего: "Ай, Мэри, ай, Мэри..."
Эдме всем телом рванулась на этот голос, но вовремя удержалась и даже
не повернула головы в сторону окна.
Чуть хмельная отвага, появившаяся в ее глазах, сулила крупный разговор.
Из трусости или из безразличия Ангел приложил палец к губам, призвав ее к
молчанию, и повелительно указал на лестницу. Эдме повиновалась и решительно
вышла: проходя мимо него, она непроизвольно ускорила шаг и отстранилась,
слегка изогнув бедра, что вызвало у него мимолетное желание покарать ее. Он
облокотился на перила, успокоенный, словно кот на дереве, подумал еще о
наказании, о бегстве, о разрыве и стал ждать, чтобы его захлестнул порыв
ревности. Однако он ничего не почувствовал, кроме легкого заурядного стыда,
вполне терпимого. Он продолжал твердить себе: "Наказать, все поломать... А
лучше бы... Лучше бы..." Но что "лучше бы", он не знал.

Каждый день был для него днем ожидания, он начинал ждать с утра,
независимо от того, поздно или рано он просыпался. Поначалу его это не
насторожило, ибо казалось просто нездоровой военной привычкой.
Декабрь восемнадцатого, свой первый "штатский" месяц, он провел в
постели, не торопясь вставать на ноги после легкого вывиха коленной чашечки.
По утрам он потягивался и улыбался: "Мне хорошо. Я жду, чтобы стало еще
лучше. Скоро Рождество - в этом году оно будет необыкновенным!"
Настало Рождество, и когда были съедены трюфели и сожжена спрыснутая
водкой ветка остролиста на серебряном блюде в обществе бесплотной и
заботливой супруги под радостные возгласы Шарлотты, госпожи де Ла Берш и
всего приглашенного больничного персонала, перемешанного с румынскими
лейтенантами и американскими полковниками, плечистыми и невозмужалыми, Ангел
уже снова начал ждать: "Хоть бы они убрались! Я хочу поскорее лечь спать.
Что может быть лучше моей уютной постели - ноги в тепле, голова в холоде!"
Два часа спустя, распластавшись как покойник, он ждал прихода сна под писк