"Сидони-Габриель Колетт. Дом Клодины ("Клодина" #6)" - читать интересную книгу автора

Сидони-Габриель Колетт

Дом Клодины

(Клодина-6)

(пер. Татьяна Владимировна Чугунова)

ГДЕ ЖЕ ДЕТИ?

Дом был большой, увенчанный высоким чердаком. Из-за крутизны улицы
конюшням, каретным сараям, курятникам, прачечной и молочной приходилось
ютиться ниже дома: они образовывали нечто вроде закрытого со всех сторон
двора.
Мне ничего не стоило, облокотившись о садовую изгородь, поковырять
пальцем крышу курятника. Верхний сад господствовал над Нижним - темным,
душным огородом, засаженным баклажанами, перцем и тому подобным; в июле
запах помидорной ботвы смешивался здесь с ароматом абрикосов, вызревших на
шпалерах. Верхний сад - две ели-близняшки, ореховое дерево, в чьей
непереносимо густой тени не выживал ни один цветок, неухоженные газоны,
розы, обветшавшая беседка... Толстая прочная решетка отделяла оба сада от
Виноградной улицы и должна была охранять их, но на моей памяти всегда была
искорежена, выдрана из своего бетонного основания и вздернута на воздух
могучими ручищами столетней глицинии...
Дом смотрел на улицу Богадельни: почерневший фасад с большими окнами,
лишенный какой-либо привлекательности, крыльцо со ступеньками по обеим
сторонам - обычный буржуазный дом, каких было много в те годы в маленьких
городках. Однако его степенности слегка подгаживала крутизна улицы,
обрекавшая на колченогость крыльцо, опирающееся с одной стороны на четыре
ступени, а с другой - на шесть.
Дверь с колокольчиком, как в сиротском приюте, ворота с засовом, как в
старинном остроге, - большой важный дом угрюмого вида улыбался лишь с одной
стороны. Невидимая для прохожих задняя его часть была позолочена солнцем,
увита глицинией и бегонией: под тяжестью их переплетенных ветвей провисла и
стала похожа на гамак старая железная арматура навеса над небольшой,
выложенной плиткой террасой и входом в гостиную... Слова бессильны, и вряд
ли стоит описывать все остальное. Мне не передать то великолепие, что являли
собой ряды красного осеннего виноградника, гибнущего под тяжестью своего
собственного веса и цепляющегося, в надежде спастись, за ветки сосны. Не
восстанет благодаря мне из царства тьмы и давно ушедший в небытие
раскидистый куст сирени, чья плотная крона, синяя в тени, пурпурная на
солнце, рано отцветала, задушенная своим собственным буйством, не воскреснет
и леденящий кровь лунный свет - серебро, свинец, ртуть, острые грани
аметистов, раняще-режущие сапфиры: цвет менялся, стоило взглянуть на луну
через синее стекло беседки в глубине сада.
Дом и сад, я знаю, еще живы, но что из того, если их покинуло
волшебство, если утерян секретный ключик к миру с его светом, запахами,
гармонией деревьев и птиц, рокотом человеческих голосов, уже оборванных
смертью, - к миру, которого я больше недостойна...
В те годы, когда этот дом и этот сад служили пристанищем для нашей