"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автораразметало их вовсе. А тут ещё поднялся прохладный ветерок, и сразу стало
неуютно, захотелось домой... - Пойдём же! Ну что ещё? - Ведь ты всё же виноват передо мной, Флип: если это так важно, ты бы мог попросить меня... Он стоял перед ней молча, вымотанный вконец, без всяких желаний, мечтая только поскорее остаться одному; при всём том надвигающаяся ночь внушала ему неясные опасения. Его спутница едва сдержалась и не вскрикнула от возмущения, а может, в каком-то нечистом смятении чувств, а он, прищурившись, оглядел её с ног до головы и вымолвил: - Ах ты бедняжка!.. "Попросить"... Пусть так. И о чём же? Застыв с оскорблённым видом, она молчала. Волна жаркой крови залила её щёки и теперь спускалась к тёмному от загара горлу. Он положил ей руку на плечи и, прижимая к себе, стал спускаться по тропинке. - Вэнк, милая. Ну посуди сама, какую ты глупость только что сказала! Достойную несведущей девочки, благодаренье Господу! - Поблагодари Его за что-нибудь другое. Неужели ты, Флип, думаешь, что я знаю об этом меньше, чем первая женщина, которую Он создал? Она не отстранилась и посматривала на него краем глаза, не поворачивая головы, поминутно обращая взгляд к неровной дороге, затем снова косясь в его сторону, и в таком ракурсе её фиалковые глаза с яркими, как перламутр морской раковины, белками приковали к себе всё внимание Флипа. - Скажи, Флип, ты что, не веришь, что я в этом понимаю не хуже, чем... Они дошли до поворота тропы, и он остановился. Море потеряло всю свою лазурь и выглядело отлитым из прочного серого металла, почти без ряби. небо было более светлым, бледно-зеленоватым, и там влажно поблёскивала первая звёздочка. Флип одной рукой крепче обнял плечи Вэнк, а другую вытянул в сторону моря: - Тсс, Вэнк! Ты не понимаешь. Это... Такая тайна... Такая... - Я уже не маленькая. - Нет, ты не представляешь, о чём я хочу сказать... - Напротив, прекрасно представляю. Ты как малыш у Жалонов - тот, что по воскресеньям поёт в церковном хоре. Когда он хочет придать себе важности, то говорит: "Латынь... Ох, знаете, латынь такая трудная!" Но латыни он не знает. Она вдруг запрокинула голову и рассмеялась, а Флипу вовсе не понравилось, что она за столь короткое время и так естественно смогла перейти от трагедии к смеху, от горестного недоумения к иронии. Может, из-за того, что наступала ночь, его охватила тоска по череде сменяющих друг друга мгновений любовного жара и блаженного умиротворения, по тишине, в которой слышно, как подобно лёгкому дождю стучит кровь в висках. Он снова жаждал былого страха перед неотвратимой и грозной минутой, что пригибал его к земле у того порога, который подростки, его сверстники, пересекают, шатаясь и проклиная. - Помолчи, Вэнк. Не надо корчить из себя грубую и злую девицу. Когда ты узнаешь... - Но я как раз и желаю узнать! Её голос был фальшив, а смех - как у незадачливой комедиантки, ибо её корёжило и колотило, и она была так же грустна, как покинутые дети, готовые |
|
|