"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

его дрогнул, разжался в гримасе блаженного отчаяния, яркая чернота его глаз
и блеск белков погасли прежде, чем он смежил веки...
- Не надо грустить, - мягко произнесла госпожа Дальре.
- Я не грущу, - с живостью откликнулся Флип. - Вы просто не можете
понять.
Она наклонила голову, и на гладких волосах заиграли блики света.
- Вот именно. Я не могу понять. По крайней мере, не всё.
Не веря ушам, Флип с восторгом воззрился на ту, что освободила его
из-под власти тягостной тайны.
Разве ещё не раздавался в её маленьких розовых ушках тот низкий
придушенный крик, похожий на предсмертный хрип человека, которому всадили
нож в горло?.. Эти руки с сильными и притом совершенно неприметными глазу
мышцами перенесли его, лёгкого, почти бесчувственного, из этого мира в иной;
этот скупой на речи рот приблизился к его губам, передал им
одно-единственное, но всемогущее слово и что-то прошептал, почти
неразличимое, как песнь, слабым эхом донёсшуюся из тех глубин, где сама
жизнь - лишь жестокая конвульсия естества... Она знала всё...
- Не всё, - повторила она, словно её вынудило ответить молчание
Флипа. - Но ведь вам не нравится, когда я задаю вопросы. А я иногда весьма
любопытна.
"Да, это как молния: один лишь миг, как зигзаг, прочерчивающий небо, -
и ты готов отдать, поверить ей даже то, что и при свете дня остаётся в
тени..."
- ...и мне хотелось бы узнать, сможете ли вы вот так, легко, со мной
расстаться.
Молодой человек потупил глаза и уставился на свои голые коленки.
Свободное одеяние из расшитого узорами шёлка делало его похожим на
восточного принца.
- А вы? - неловко переспросил он.
Пепел сигареты, горевшей в пальцах госпожи Дальре, упал на ковёр.
- Вопрос не обо мне. Речь идёт о Флипе Одбере, а не о Камилле Дальре.
Он поднял на неё глаза, вновь испытав удивление, как всякий раз, когда
слышал это бесполое имя, почти одинаковое у мужчин и женщин: Камилла,
Камилл. "Ну да, она - Камилла. Могла бы и не напоминать. Про себя я её
называю "госпожа Дальре", "Дама в белом" или просто "Она"..."
Его собеседница неторопливо курила и глядела на море. Она молода?
Конечно же: лет тридцать, по крайности тридцать два. Непроницаема,
подобно всем уравновешенным натурам, у которых наивысшие проявления чувств
не выходят за рамки умеренной иронии, улыбки и торжественной серьёзности. Не
отрывая взгляда от морской шири, где зрела гроза, она снова положила руку на
его локоть и чуть сжала пальцы, притом чтобы сделать приятное себе, а не
ему, повинуясь эгоистическому капризу. Маленькая, но сильная рука заставила
его заговорить: он выдавил из себя признание, как пробитый персик,
начинающий истекать соком.
- Ну да, конечно, мне будет грустно. Но надеюсь, что я не стану слишком
несчастным.
- Неужто? И что позволяет вам на это надеяться?
Он слабо улыбнулся ей. У него появилось то выражение трогательной
неловкости, какое втайне очень ей нравилось.
- Дело в том, - пробормотал он, - мне показалось... что вы найдёте