"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

- Да пошевеливайся ты поскорей! О Боже!.. Скорей, слышишь!.. Жаден не
явилась.
- Как не явилась? Заболела?
- Ещё чего! Загуляла!.. Но нам один чёрт: выходить на двадцать минут
раньше!
Мим Браг выскочил из своего закутка, где он гримируется, - страшный,
покрытый тоном цвета хаки, - чтобы предупредить меня, и я опрометью кидаюсь
в свою гримуборную, в ужасе от мысли, что могу впервые в жизни не быть
готовой вовремя.
Жаден не явилась! Я тороплюсь, дрожа от волнения. С нашей публикой
шутки плохи, особенно на воскресных утренниках. Если мы хоть на пять минут
"оставим их голодными", как говорит наш Режиссёр-Укротитель, - его так
прозвали, потому что он единственный, кто умеет управляться с этим залом,
затянув паузу между номерами, - то не избежать гневных криков, окурки и
апельсиновые корки так и полетят на сцену.
Жаден не явилась... Этого надо было ждать.
Жаден - наша новенькая певичка. Она так недавно выступает на эстраде,
что не успела ещё вытравить свои каштановые волосы перекисью водорода. Дитя
Внешних бульваров, она одним прыжком оказалась на сцене кафешантана и
обалдела от того, что стала зарабатывать двести франков в месяц за
исполнение песенок. Ей восемнадцать лет. Удача (?) безжалостно стиснула её в
своих объятьях, и она, по-бойцовски упрямо склонив свою голову и вся
подавшись вперёд, как бы локтями защищается от ударов грубой, обманной
судьбы.
Она поёт, как поют белошвейки, как поют на улице, не подозревая даже,
что можно петь по-другому. Она безжалостно форсирует своё надсадное,
хватающее за душу контральто, которое так подходит к её румяным щекам и
надутым губкам девчонки из предместья. Такую, какая она есть, в чересчур
длинном платье, купленном в первой попавшейся лавочке, с каштановыми
волосами, которые она даже не завивает, с опущенным плечом, будто от тяжести
бельевой корзинки, с пушком на верхней губе, белом от грубой пудры, публика
её обожает. Наша директриса обещала ей с будущего сезона крупный шрифт в
афише, как второй "звезде" программы, а может, даже и надбавку. На сцене
Жаден так и сияет, там ей море по колено. Каждый вечер она узнаёт
кого-нибудь из зрителей на галёрке, своих товарищей по детским развлечениям,
и, ничтоже сумняшеся, прерывает вдруг свою душещипательную песенку, чтобы
весело подмигнуть им, прыснуть от смеха, как школьница, а то и звонко
шлёпнуть себя по ляжке... Вот её-то и нет сегодня в программе. Через полчаса
они поднимут в зале невообразимый шум и начнут орать "Жаден! Жаден!",
стучать деревянными подмётками своих башмаков и звенеть кофейными ложечками
в чашках.
Того, что Жаден не явится на спектакль, можно было ожидать. Тут же за
кулисами пополз слух, что она вовсе не больна. И наш помреж ворчит:
- Да, грипп у неё, как бы не так!.. В койку она упала, вот что! Там её
живо вылечат. Если бы она по-настоящему заболела, то предупредила бы...
Жаден как будто нашла себе обожателя, причём не из этого района.
Жить-то надо... Впрочем, она и так жила то с одним, то с другим - короче, со
всеми... Увижу ли я когда-нибудь снова её тоненькую фигурку, всю подавшуюся
вперёд, с наклонённой по-бойцовски головой, в надвинутой до бровей пилотке -
"последний крик моды", - которую она сама себе спроворила? Ещё вчера вечером