"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

Браг пожимает плечами и останавливается рядом со мной в толпе прохожих,
которые покорно ждут, когда наконец белый жезл ажана прорубит проход в
потоке машин, чтобы мы могли перейти с тротуара бульвара Осман на площадь
Сент-Огюстен.
- Только ты так ведёшь себя, когда предлагают выгодную поездку, мой
бедный друг! Мадам кричит, мадам прямо становится на уши, на одно мадам
согласна, на другое - не согласна, а потом вдруг говорит: "Я даже не
обратила внимания на дату!"
Я милостиво разрешаю ему насладиться своим превосходством. Обращаться
со мной как с новичком, как с ученицей, которая только и делает, что
совершает непоправимые ошибки, - одно из главных удовольствий Брага... Мы
бежим, повинуясь указанию ажана, до бульвара Мальзерб...
- С пятого апреля по пятнадцатое мая, - продолжает Браг. - Ты не
против, тебя здесь ничто не удерживает?
- Ничто...
Мы идем вверх по бульвару, тяжело дыша от тепловатой сырости, которая
поднимается с мокрой мостовой. После короткого ливня всё вдруг начало таять,
тёмно-серый булыжник отражает, как в кривом зеркале, разноцветные огни.
Продолжение бульвара теряется в густом мареве, рыжеватом от остатка
сумеречного света... Я невольно оборачиваюсь, гляжу вокруг, ищу - что?
Ничего. Нет, ничто меня здесь не удерживает, ни здесь, ни в другом любом
месте на земле. Нет, не возникнет из тумана дорогое мне лицо, как возникает
из тёмной воды белая лилия, мне некому крикнуть в порыве чувств: "Не уходи!"
Итак, я ещё раз уеду. До пятого апреля ещё далеко - сегодня пятнадцатое
февраля, но я чувствую себя уже уехавшей. Браг называет города, гостиницы и
цифры, цифры... Но я пропускаю всё это мимо ушей.
- Ты меня хоть слушаешь?
- Да.
- Значит, до пятого апреля ты ничем не занята?
- Насколько я знаю, ничем.
- У тебя нет маленького скетча или комической сценки, годной для
гостиных, чтобы тебе было чем заняться на это время?
- Да вроде нет.
- Если хочешь, я подыщу тебе что-нибудь, чтобы ты поработала
недельку-другую.
Я расстаюсь со своим товарищем, поблагодарив его за внимание, я глубоко
тронута тем, что он пытается занять меня в мое простойное время, зная, что
ничто так не деморализует, не обедняет и не ввергает актёров в депрессию,
как вынужденное безделье...

Три головы поворачиваются в мою сторону, когда я вхожу в свою маленькую
гостиную: Амона, Фосетты и Дюферейн-Шотеля. Плотно придвинувшись к столику,
освещённому лампой с розовым абажуром, они в ожидании меня играли в экарте.
Фосетта умеет играть в карты на бульдожий манер: усевшись на стуле, она
внимательно следит за движением рук партнёров, готовая схватить на лету
отбрасываемую карту.
Амон воскликнул: "Наконец-то!" Фосетта тявкнула: "Гав!", а
Дюферейн-Шотель ничего не сказал, но мне показалось, что он вот-вот
залает...
Радостный приём, приглушённый свет отогрели меня после зябкого уличного