"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

тоже.

В первом ряду партера я, несмотря на свою близорукость, замечаю
господина Дюферейн-Шотеля-младшего. Он сидит прямо, словно аршин проглотил,
с серьёзным выражением лица, а его чёрные волосы блестят, как шёлк цилиндра.
Обрадовавшись тому, что я его увидела и узнала, он безотрывно следит за
всеми моими движениями на сцене, поворачивая голову на собачий манер, вроде
Фосетты, которая вот так глядит на меня, когда я одеваюсь, чтобы уйти из
дому.

Идут дни. Ничто не меняется в моей жизни, кроме того, что появился
человек, который терпеливо выслеживает меня.
Миновали рождество и Новый год. Шумное, лихорадочное веселье сотрясало
наш кафешантан в рождественскую ночь. Больше половины зрителей были пьяны и
все как один орали. С авансцены, где сидели дамы в сверкающих блёстками
платьях, швыряли на галёрку мандарины и двадцатисантимовые сигары. Жаден,
которая ещё с утра набралась, перепутала текст песни и принялась лихо
отплясывать какой-то дикий танец, задирая юбку так, что были видны во всю
длину чулки со спущенными петлями, а растрепавшиеся волосы шлёпали её по
спине... Это был и вправду очень весёлый вечер, а хозяйка нашего заведения с
величественным видом восседала в своей ложе и мысленно подсчитывала
королевскую выручку, не спуская при этом глаз с бокалов на откидных
столиках, привинченных к спинкам кресел...
Браг тоже напился как следует, в нём вдруг взыграла какая-то скабрёзная
фантазия, он скакал за кулисами, будто маленький чёрный похотливый козёл, а
потом в своей гримуборной сымпровизировал монолог человека, мучимого
эротическими галлюцинациями. Он потешно отбивался от преследовавших его
демонов, выкрикивая: "Ой, нет, хватит!.. Оставь меня!.." или: "Только не
так, только не так!.. Ну ладно уж, один разок!.." и сопровождая это вздохами
и стонами, словно его вконец истерзал сладострастный бес.
Что же до Бути, то он, скорчившийся от желудочных спазм, то и дело
прикладывался к бутылке с подогретым голубоватым молоком...
Вместо рождественского ужина я съела прекрасный виноград, выращенный в
теплице, который принёс мой старый друг Амон. Мы отпраздновали рождество
вдвоём с Фосеттой - она грызла конфеты, присланные Долговязым Мужланом, а я
боролась со своего рода ревностью - чувством, похожим на горе ребёнка,
которого забыли пригласить на ёлку...
А что бы я, собственно говоря, хотела? Ужинать с Брагом, или с Амоном,
или с Дюферейн-Шотелем? Бог ты мой, конечно, нет! Так что же? Я не лучше и
не хуже других, и бывают минуты, когда мне хочется запретить людям
веселиться в то время, как я тоскую...
Мои друзья, настоящие, верные, такие, как Амон, - об этом стоит
сказать - все - неудачники, все живут в печали. Может быть, нас всех
связывает что-то вроде "солидарности несчастья"? Нет, я так не думаю.
Мне скорей кажется, что я привлекаю и удерживаю возле себя
меланхоликов, людей одиноких, обречённых на отшельническую жизнь либо на
бродячую, вроде меня... Людей, похожих друг на друга...
Я переживаю эти пустяковые мысли, возвращаясь после визита к Марго.
Марго - это младшая сестра моего бывшего мужа. С детства она мрачно
откликается на это забавное уменьшительное имя, которое идёт ей как корове